Знание имеет еще одно, и более основательное отношение к проблеме любви. Фундаментальная потребность в соединении с другим человеком таким образом, чтобы мог освободиться из темницы собственной изоляции, тесно связана с еще одним специфическим человеческим желанием, желанием познать «тайну человека». Хотя жизнь уже и в самих биологических аспектах является чудом и тайной, человек в его именно человеческих аспектах является непостижимой тайной для самого себя – и для своих ближних, Мы знаем себя, и все же, несмотря на все наши усилия, мы не знаем себя. Мы знаем своего ближнего, и все же мы не знаем его, потому что мы не вещь и наш ближний – не вещь. Чем глубже мы проникаем в глубины нашего существа или какого-либо иного существа, тем более цель познания удаляется от нас. И все же мы не можем избавиться от желания проникнуть в тайну человеческой души, в то сокровеннейшее ядро, которое и есть «он».
Есть еще один, отчаянный, путь познать тайну: это путь полного господства над другим человеком, господства, которое сделает его таким, как мы хотим, заставит чувствовать то, что мы хотим; превратит его в вещь, нашу вещь, собственность. Высшая степень такой попытки познания обнаруживается в крайностях садизма, в желании и способности причинять страдания человеческому существу; пытать его, мучениями заставить его выдать свою тайну. В этой жажде проникновения в тайну человека, его и соответственно нашу собственную тайну, состоит сущностная мотивация глубокой и напряженной жестокости и разрушительности. В очень лаконичной форме эта идея была выражена Исааком Бабелем. Он приводит слова офицера времен русской гражданской войны, который конем затоптал своего бывшего хозяина. «Стрельбой, – я так выскажу, – от человека только отделаться можно: стрельба – это ему помилование, а себе гнусная легкость, стрельбой до души не дойдешь, где она у человека есть и как она показывается. Но я, бывает, себя не жалею, я, бывает, врага час топчу или более часу, мне желательно жизнь узнать, какая она у нас есть…».
Мы часто видим этот путь познания в явной его форме, у детей. Ребенок берет какую-либо вещь и разбивает ее ради того, чтобы познать; или берет живое существо, жестоко обрывает крылья бабочке, чтобы познать ее, выведать ее тайну. Жестокость само по себе мотивируется чем-то более глубинным: желанием познать тайну вещей и жизни.