Окно кухни выходит во двор. Я расположилась на широком подоконнике вместе с горшком алоэ (это первый этаж) и беззаботно глазею в открытое окно.
Во дворе длинный ряд старых покосившихся сараев. Дверь бабушкиного сарая открыта настежь. В проёме двери присел на корточки мой дед Иван и возится со старым велосипедом. Я внимательно наблюдаю за ним.
– Дедуля, щё ты робишь?
– А, Алёнка, щё просто так дывишься? Иди сюды, помогай!
Я пулей вылетаю во двор и начинаю по мере сил помогать дедуле монтировать велик с моторчиком. Помощь заключается в том, что я подаю ему какую-нибудь гаечку или винтик.
Дед всегда хотел внука, поэтому воспитывал меня, как пацана. А когда мне исполнилось лет пять-шесть, дед учил меня драться.
– Если кто-нибудь тебя обидит, сразу бей в лоб. Заступайся за слабых и младших, – говорил мой дедуля, покуривая самокрутку, – Жалей кошек и собак, да и вообще любую животину, они ведь не могут всяким гадам ответить.
Так, в общем, я и поступала всю жизнь!
Глаза с трудом разлипаются. Изменённое состояние сознания медленно улетучивается, как утренний туман. Ещё темно. Мы подъезжаем к какому-то одноэтажному небольшому городку. А, вот теперь вижу, на маленьком автовокзальчике вывеска «Джанкой».
Можно, наконец, вывалиться из надоевшего автобуса, размять затёкшие ноги и выкурить желанную сигарету. Украинская ночь встречает нас зябкой прохладой, трескотнёй неугомонных сверчков и приглушённым тявканьем разбуженных дворовых собак. Сентябрьский озноб загоняет нас назад в тёплый, родной, комфортабельный автобус, в коем мы живём уже шестой час. Здесь уютно и хорошо, вот так каталась бы всю жизнь!
Водитель ставит кассету, и по внутреннему пространству салона разливается мелодичный наркоз «Океана Эльзы». Некоторое время я наслаждаюсь звучанием настоящего украинского языка и вкрадчивым, мягким тембром Славы Вакарчука: «…Я не сдамся без бою…».
Глаза опять непроизвольно закрываются, и последнее, что я замечаю, цифры на больших электронных часах – 5:17.
– Эй, трусиха! Ты прыгаешь или нет?!
Тёплая донбасская зима. Много пушистого снега. Я забралась на крышу сарая. Внизу двое пацанов – мои дворовые приятели хохочут и тычут пальцами то на меня, то на сугроб. Мне шесть лет. И мне страшно сигануть с двухметровой высоты. Однако прыгать надо, иначе весь мой непоколебимый авторитет главной шухарилы двора улетучится в один миг. Причём необходимо не просто солдатиком нырнуть в снег, а ещё при этом исполнить сальто в воздухе.