Мой дорогой читатель, вы, вероятно, удивлены несколько странным именем нашего героя. Конечно же, это – не имя, а уличное прозвище. Зовут его Виктор Донцов. Но в хуторе Заречном, в котором он родился и вырос, все его звали Эрудит, и прозвище это прилипло к нему прочно, навсегда. В армии же он был рядовой Донцов. Чтобы нам с вами, дорогой читатель, не путаться, будем, пожалуй, и в дальнейшем называть его по-уличному – Эрудит. Парень среднего роста, с широкими плечами и крепкой грудью. Коротко остриженные черные волосы открывают высокий лоб и прямые темные брови. Взгляд слегка прищуренных серо-зеленых глаз – сосредоточенный, уверенный.
* * *
Всю неделю в части стояла тишина, как будто бы все забыли о ЧП. И вдруг началась кутерьма – в срочном порядке красили бордюры, орали друг на друга офицеры, стоял топот пробегавших взводов. Всюду наблюдались озадаченные взгляды, суматоха. А на следующий день для расследования происшествия прибыла комиссия из Москвы, во главе с генералом. Командир части полковник Перегаров, как и положено, оказал ему радушный прием.
– Гостей мы любим, вам у нас понравится, – сказал он и деликатно предложил высокому гостю для начала полюбоваться красотами гор.
Генерал с мясистым носом и полным ртом золотых зубов, предвкушая обильный ужин, имел хорошее настроение, потому согласился с превеликим удовольствием. Совершая восхождение, они вели меж собой интеллигентный разговор о необъятных просторах Приморского края, о дикой красоте его уникальной природы.
– Ну что, вы тут, как бы, еще не всех изюбрей перестреляли? – интересовался генерал. – Хоть видел их?
– Как не видеть? Сколько раз приходилось, – отвечал полковник. – И оленей видел, и медведей. Если желаете, на кабанчиков можем поохотиться. Прежде, говорят, они тут полчищами ходили, теперь, конечно, их все меньше становится. Но не жалуемся, без трофеев редко бываем.
Поднимаясь сквозь пятнистую тень по травянистому покрову сопки, полковник, в свою очередь, живо интересовался столичным бомондом, спрашивал генерала, мол, не доводилось ли ему бывать на концертах Аллы Пугачевой, поинтересовался его отношением к балету, к творчеству Хачатуряна.
– Мне очень уж нравится «Танец с саблями», – с огоньком в глазах сообщил он, – особенно «под этим делом». – И щелкнул себя по шее. – Как только услышу: тара-та – та, тара-та – та, так руки сами тянутся схватить саблю и размахивать ею во все стороны, и бежать, и прыгать, как джигит. Я просто обожаю классическую музыку, она облагораживает, она возвышает душу.