Я, уже потом, себя казнил: ну почему я ей так скудно обломил?! Больше дашь – и больше возвратится…
Улыбнулась.
Когда открылась мне ее улыбка. Нос и губы отошли на задний план. И показались эти ослепительные зубы… Да она ж красавица у них! Африканская мадонна, как их там? Негритянская Джоконда, Мона их!..
Я как глянул непредвзято снизу вверх… Кажется, я даже прослезился. Ах, какая женщина, какая женщина, мне б – такую! Так, впервые в жизни, во мне проснулся основной инстинкт! Я мечтательно прикрыл глаза, ну на секунду. И это я, сопляк, мальчишка, ученик 8-А?! А открыл – ни негритянки, только я. Она права! Преподав урок благотворительности, мадонна деликатно испарилась…
И больше с ней я… Больше никогда.
Слегка прибитый, а точней пришибленный, я явился с хилой веточкой домой, чтоб для мамы, в честь 8 Марта.
– Что-то ты, сынок, недоговариваешь!
И тогда я ей договорил…
Столько лет прошло – не унимается, каждый год в канун 8 Марта хоть на время убегай из дому… В общем, мама попрекает до сих пор:
– Вот какой ты непутевый! – выговаривает. – Ну и что, что негритянка, ну и что?! – и, вздыхая, повторяет в сотый раз: – А женился – был бы человеком!
Выпрямляйся, барабанщик!
Встань и не гнись! Пришла пора!..
Аркадий Гайдар
Да, многого не знают люди, которые живут и горя не знают. Но я не такой.
1
Это случилось двадцать лет назад. Я учился в Макеевском инженерно-строительном институте. Кто хотел скрыть, что это в Макеевке, говорил просто: «в МИСИ». И люди сразу: «О, Москва!» Нет, Макеевка – это не Москва, при всем желании.
Итак, МИСИ. Сейчас это «о, академия!». Но, между нами, – а толку? И с гордостью я могу заявить: мы академиев не кончали, и слава богу! Потому что их сегодняшние академии…
2
Известно: предметы бывают настолько разные, что это даже не предмет для обсуждения.
История КПСС стояла особняком. Тот особняк мы посещали поневоле.
Как я ни учил его, предмет история КПСС мне не давался; почему – не знаю, но не давался. Он из рук выпадал, в голове не задерживался, в общем, не давался, ну никак. Короче, все предметы как предметы, а этот был у нас такой особенный.
И когда назначили экзамен, я не знал, за что хвататься, я схватился за голову – я не знал ничего.
3
А и кафедра была у нас особая. Потому что… Нет, недаром от них веяло холодом. Они как на подбор, клянусь, не вру, смотрите сами: завкафедрой профессор Зимоглядов, его правая рука профессор Холоденин, ассистенты два брата Морозовы и замыкал Иван Иванович Тулуп, как аспирант. И как Тулупом ты ни прикрывайся, даже летом, все говорили: ну, зима! Вот такая это была кафедра, вот такой был среднесписочный состав.