– А я люблю шум ветра и шелест форштевня, рассекающего воду. И даже визг чаек.
– Море для вас – развлечение, а для меня – средство к существованию.
– Ну вот, и в этом рыбаки нас обошли!
Она разразилась смехом, откинув голову назад, безуспешно пытаясь добиться от него хотя бы улыбки.
– Что с вами, Жан-Мари? – наконец спросила Армель, накрыв ладонью его руку. – Мы же шутим, расслабьтесь немножко.
Он нехотя повернулся к ней, но мыслями, казалось, был в другом месте.
– Ну же, – настаивала она, – пообещайте, что придете ко мне на яхту, и я устрою вам незабываемую прогулку!
– У меня нет времени, Армель. На следующей неделе я буду выходить в ночную смену, это утомительно. Зато дает большое преимущество тем, кто может продавать по утрам только что выловленную рыбу.
– Вы, случайно, не из этих оголтелых собирателей моллюсков, которые утром, толкаясь, выходят в море шеренгой в шестьдесят лодок?
– Им дается всего сорок пять минут на ловлю гребешков, и только два раза в неделю…
– Я это знаю! Просто хотелось вас подразнить… Хотя сама я не ловлю рыбу, но законы знаю.
Он выдавил из себя вежливую улыбку, которую она приняла за знак поощрения.
– Я прошла обучение, чтобы выбрать страховую компанию для моей яхты, и получила два разрешения на рыбалку – прибрежную и в открытом море. Правда, это было необязательно, потому что у меня двигатель всего шесть лошадиных сил! Но я узнала много нового и считаю, что эти знания необходимы, если хочешь управлять парусником.
По другую сторону стола за ними с любопытством наблюдала Маэ, и Жан-Мари, перехватив ее взгляд, в смущении отодвинулся от Армель. Он чувствовал, что возможность поговорить с Маэ снова ускользает от него, но что тут поделаешь? Пусть Армель и была очень красивой молодой женщиной – она не привлекала его. Уж если на то пошло, он предпочел бы Эмилию – более скромную, более мягкую. И если Маэ его все-таки отвергнет, он будет менее несчастлив с милой девушкой, чем с шумной, напористой Армель.
– Как насчет того, чтобы пойти куда-нибудь выпить? – спросил он.
Его вопрос было встречен одобрительными возгласами, и, преодолев свою стеснительность, Жан-Мари предложил отправиться к нему. Он жил совсем рядом, на улице Фош, в небольшом холостяцком домике, за который только недавно выплатил кредит. Это было одноэтажное, скромно обставленное, в соответствии с его спартанским вкусом, жилище, и скрашивал его только садик с цветущими все лето гортензиями, за которыми он тщательно ухаживал.