Затем отдал команду Лунь.
Те, кто согласен покинуть школу, сдать оружие и получить амнистию, должны выйти из строя.
Каре не шелохнулось.
– Не верют, гады, – сказал Капут, – зараз не выйдут, сами втечуть…
– Треба повторить, – предложил вожак тихо, оглянувшись на Ткаченко. – Шо тебе, учить!..
Лунь пожал плечами, но приказание выполнил. Он сказал о том, что желающие поступить по воззванию могут свободно распоряжаться собой.
Спустя минуту-другую из задних рядов, пройдя первые шеренги, нерешительно вышли человек сорок.
– Я ж казав, то е у нас курвы, – процедил Капут.
– Где их нет, Капут, – небрежно бросил вожак. – Що ж ты робыв со своей безпекой? – И, обратясь к Луню, добавил: – Хай вси расходятся. А оцих сомкни и задержи…
Подчиняясь команде Луня, каре неохотно распалось. Кое-кто остановился у догорающих костров. Оттуда доносился говор, взрывался невеселый смех и сразу затухал. Перед трибуной продолжали стоять четыре десятка человек, пожелавшие выйти по амнистии. Они стояли в две шеренги: их опрашивали, переписывали.
Лунь, прислонившись к трибуне, курил.
– Что же, Павел Иванович, вы добились успеха, – он указал рукой с сигаретой на курсантов, – отыскали своих единомышленников. – Голос его прозвучал недобро.
– Вы их отпустите?
– Ну, это уж наше дело, Павел Иванович. Струхнули?
– Нет!
– Верили нам?
– Должны же и у вас быть какие-то принципы.
– Принципы? – Лунь усмехнулся. – Кажется, Троцкий говорил, что на всякую принципиальность надо отвечать беспринципностью.
– Примерно так…
Над верхушками буков нависли стожары. Щедро усыпанное звездами небо, сероватый дым затухающих костров, мягкий, теплый ветерок.
– Поужинаем или сразу домой?
– Домой. – Ткаченко очнулся от дум.
– Да, вы правы, – Лунь усмехнулся, погасил сигарету о трибуну, – поскольку мы обещали…
Он подозвал телохранителя, и вскоре неподалеку от них остановилась машина.
– Садитесь! – пригласил Лунь. Подождав, пока Ткаченко устроится, он приказал шоферу: – Трогай!
Ткаченко устало откинулся на жесткую спинку «виллиса».
В пути прошло минут пятнадцать. Ткаченко услыхал позади, там, где остался лагерь, далекую стрельбу. Привычное ухо определило: залпы из винтовок.