Вот и попробуй себе ответить, может ли придуманный мир быть твоей родиной, истинной жизнью, а белый свет казаться театром с непритязательным репертуаром.
Его наставники в давние дни твердили, что литератор обязан накапливать и прилежно складывать в заветный сундучок впечатления. Сколько он помнит себя, это слово звучало как некое заклинание. Все, что случается в этой жизни, – беды, удачи, любовь, вражда, его утраты, его находки, – все это вместе лишь впечатления. Трофеи, литераторский хлеб. Люди живут, а он соглядатайствует и тащит в свой ларчик что подберет.
Когда был моложе, он часто взбрыкивал, чувствовал темное раздражение – не все так просто, мудрые менторы, есть еще тот первотолчок, сигнал, который надо услышать, это не всякому дано. Еще трудней понять его смысл, не торопясь, раскрутить клубок. Ему немедленно вспоминалась картинка, поразившая в детстве: еле приметный ручеек с усилием одолевает камешек – и поясняющая надпись, мгновенный ожог: «у истока Волги».
Он неотступно, как завороженный, всматривался в робкую струйку, в ней надо было прозреть, увидеть царицу и мать всех русских рек, воочию представить себе, как сложится судьба этой капли.
Безродов потрясенно дивился: поди угадай в сперматозоиде будущего властителя дум! Потом привык: ну что же, есть тайные и темные законы генетики, талантливый пращур передает, минуя частокол поколений, свои выдающиеся особенности счастливцу – неведомому наследнику.
Но он, Безродов, не баловень случая, и он подарков не получал. Ему достался удел работяги, честного труженика столешницы. Будь рад, что хотя бы не графоман и не предмет снисходительных шуток – просто неизвестный солдат.
Еще одно счастливое свойство – его не точит зуд честолюбия, всегда не любил привлекать внимание. Есть звонкие собратья по цеху, им по сердцу хоровод на юру, шум ярмарки, огни карнавала – ему же милей его домоседство.
Меж тем, поначалу был не таков. В юности был настоящим южанином, жил в полном ладу со своей природой. Любил застолья, мелькание лиц, веселый разнобой голосов. Ныне ему и представить трудно, что этот пестрый коловорот когда-то доставлял удовольствие. Ничем решительно не похож на самого себя, молодого, возникшего однажды в столице с потешной надеждой ее приручить.
И все же, если бесстрашно вдуматься, это врастание в главный город и есть его жизнь, его сюжет. В таком сюжете, нужно сознаться, присутствует известная книжность, которая вызывает в памяти множество похожих историй. Но в этом нет ни вины, ни греха. Тем более когда речь идет о человеке, пишущем книги.