Значительность этого исторического момента почувствовали даже полностью ассимилированные евреи. Независимо от их желания их статус в советском обществе отчасти определялся военной победой государства, находившегося на расстоянии тысяч километров. Еврейская identity, которую мы никак не культивировали, которая была отвергнута и подавлена на протяжении поколений, которая не приносила нам ничего, кроме неприятностей, внезапно возникла вновь и начала влиять на нашу жизнь.
Только тогда я начал узнавать что-то о своем собственном еврействе и понял, как ошибался, полагая, что моя история началась в 1917 году, с возникновением советского государства. Я начал сознавать, что являюсь частью народа, чья уникальная история простирается вспять на три тысячелетия и более, что наш древний Исход из рабства к свободе происходит также и в моем поколении. И как только я открыл для себя эти узы, эту связь с моей историей и с моим народом, они стали для меня величайшим источником силы.
Если прежде я, как и многие люди моего поколения, пытался отгородиться от окружающей действительности, прячась в мире академической науки, теперь я готов был противостоять миру лицемерия и лжи, укрепляемый истиной моей еврейской identity. Эта моя вновь обретенная принадлежность не только не изолировала меня, напротив, позднее, когда я набрался смелости и отбросил жизнь лояльного двоемыслящего гражданина, она послужила мне мостом к тем, кто, как и я, отверг эту жизнь.
Год спустя, в 1968-м, я прочел в самиздате знаменитую статью Андрея Сахарова. В своей статье он резко протестовал против нарушений прав человека в Советском Союзе и разбивал миф о превосходстве советской науки, утверждая, что никакая нация не может добиться прогресса в науке без свободного обмена идеями. Один из виднейших ученых СССР не побоялся рискнуть своим привилегированным положением на самой верхушке советской пирамиды ради того, чтобы сказать правду. Письмо Сахарова оказало сильнейшее влияние на меня и на многих людей моего поколения. Оно показало нам, что наши попытки уклониться от самых основных нравственных проблем, затворяясь в башне из слоновой кости, в конце концов неизбежно потерпят крах. Этот год, 1968-й, был также годом советского вторжения в Чехословакию. Семеро диссидентов вышли с демонстрацией протеста на Красную площадь – мы восхищались их отвагой, тем, что они не побоялись сказать то, что думали многие из нас. Но я все еще хранил молчание.