– Я не знаю, где мой дом…
– Что ты мне дуру гонишь? Ты чего, обкололся?
– Не знаю, – парень сдавил пальцами виски, – я просто ничего не помню.
– Совсем ничего? – заинтересовался Шкет, – например, как тебя зовут, помнишь?
– Кажется, Андрей… или что-то у меня связано с этим именем…
Шкет слышал о людях, потерявших память. Да что там, слышал – он знал их! Один такой дед обретался возле рынка, а другой, худой и обросший, целыми днями бродил по городу в надежде, что кто-нибудь его узнает. Сталкиваясь с ним, Шкет каждый раз думал, что надеется он зря – в таком виде его никто не признает, а и признает, так пройдёт мимо.
…И, вот, теперь третий – то ли Андрей, то ли не Андрей… Пусть будет Андрей, – решил Шкет, – надо же как-то называть его… хотя зачем мне его называть?..
– Ну, чего стоишь… Андрей? – спросил Шкет, – я похож на владельца гостевого домика?
– Нет, не похож… – парень молча побрёл вперёд – туда, где раскинулся глубокий, заросший кустарником овраг. Все в округе знали, что им давно завладели стаи одичавших собак, совсем не похожих на добродушного Бима. Наверное, если б не подобное соседство, все городские бомжи давно б перебралась на «шкетову» улицу, но страх оказался сильнее мечты о собственном доме. Глупые люди не понимали, что собаки не станут рыскать по заброшенным садам, где нет ничего, кроме гниющих на земле яблок; они-то твари умные – они идут к еде и теплу, то есть к пятиэтажкам, стоявшим по другую сторону оврага с незапамятных хрущёвских времён.
– Эй! Постой! – крикнул Шкет, и парень остановился, – не ходи туда!
– А куда?
– Чёрт… – Шкет отодвинул доску в заборе, – пролезай. Только учти – это мой дом. Только мой! И завтра ты уйдёшь. Запомнил?
– Запомнил, – парень впервые улыбнулся, – если я могу что-то помнить.
– Ты уж постарайся, – пробормотал Шкет, поднимаясь на крыльцо. Снял с двери замок (ключа к нему не было изначально, и выполнял он чисто психологическую функцию, но Шкету почему-то так казалось спокойнее); уверенно прошёл в комнату и, чиркнув спичкой, зажёг керосиновую лампу. Возникшее в желтоватом свете замкнутое пространство создало иллюзию, если не уюта, то защищённости, – как тебе? – в голосе Шкета звучала законная гордость.
– А как мне? – переспросил парень, и Шкет решил, что разговаривать с ним всё равно, что со шкафом, оставшимся от прежних хозяев. Значит, ничего в его жизни и не изменилось – только еды ему сегодня достанется в половину меньше.