Когда она остановилась совсем близко, он почувствовал аромат ее духов. Он знал, сколько стоят эти духи. Он купил такие же своей последней любовнице в качестве прощального подарка.
Он раздраженно поднялся, осознав, что ему больше понравился запах ее обнаженной кожи сегодня.
Каллиста встала, груди ее быстро вздымались и опускались, отчего камни играли в искусственном свете. На его вкус, она смотрелась бы лучше без этих бриллиантов. Дэймон потянулся к ее сережке. Каллиста вся задрожала, и камни заискрились. Дэймон оценил эту ее реакцию.
Значит, она не так спокойна в его присутствии, как хочет показать.
– Замечательно, – пробормотал он и подступил к ней так близко, что почти касался теперь ее тела.
Он сделал вид, что разглядывает тяжелый кулон, а на самом деле проследил взглядом линию ее декольте. У него руки зачесались, когда он вспомнил, как приятно было трогать ее грудь.
– Да, Алкис знал, на что тратить деньги.
– Не сомневаюсь. – Дэймон заглянул в ее глаза цвета морской волны, теперь он был так близко, что опять видел те золотые искорки, которые так его ослепили.
Теперь он понял, кто она такая. Перед тем как сюда приехать, он навел справки о семье Манолис и узнал, что у них есть дочь. А вот о племяннице он как-то не подумал.
А ведь это та самая женщина, о которой говорили все Афины, когда в девятнадцать лет она вышла за богатого американца с греческими корнями, променяв свою молодость и красоту на роскошный образ жизни и престижное имя.
Дэймон тогда был на тихоокеанском побережье, заключал сделку по строительству эксклюзивной бухты. Когда он вернулся, все говорили о Каллисте и ее муже. Теперь он понял почему. Она потрясающе красива, одна из самых прелестных женщин из всех, что он видел.
Он намеренно отвернулся и посмотрел на вторую присутствующую в комнате женщину.
– Но иногда самые ослепительные украшения проигрывают по сравнению с естественностью.
Он услышал сдавленный вздох у себя за спиной. Каллиста привыкла получать все внимание на фоне своей тихони кузины. Но не тут-то было.
– Ты прав, Дэймон. Абсолютно прав, – пророкотал Манолис с излишним добродушием в голосе. – Иногда истинная красота бывает более тонкой.
Вот тонкости-то у хозяина дома как и не было ни на грош. Он с явным усердием расхваливал достоинства собственной дочери, как будто она была породистым жеребцом на аукционе.