– А молоко действительно парное? – Алексей не спеша подошел поближе.
– А как же! – В голосе водителя «москвичонка» чувствовалась гордость хозяина. – Жена вот только подоила, а я по домам развожу. Попробуйте, еще теплое, я его специально в тулуп кутаю, чтоб не остывало. Меня, кстати, Виктором зовут. Во-о-он там, видите, на выселках, зеленую крышу? Так это наша.
– А козьего нет? – сам не зная, зачем, спросил писатель и мысленно тут же обругал себя: «Какая разница, – молоко и молоко. Только что вообще не собирался ничего покупать, а теперь привередничаю».
– Нет, коз не держим, только коровок… – бойко отвечал Виктор.
– Ну, давайте… Почем оно у вас? – поинтересовался Алексей, засовывая руку в карман джинсов. Где-то там была пятисотенная бумажка, он хорошо это помнил.
– Всего-то сотня за банку! Это по нынешним временам сущие копейки – за три литра-то, – заверил краснощекий Виктор. – Берите, оно еще теплое! А сметанки не желаете? Она у нас така-а-я жирная – пальчики оближешь! Как масло.
– Нет-нет. Я что-то молока теплого захотел. – Алексей держал банку бережно, словно она была прижавшимся к груди котенком. – Погреться.
– Да, погода нынче мокрая, простыть – как плюнуть. Вы бы меду еще взяли, – не унимался лысенький. – Чудо, а не мед! Янтарный! Да вот, понюхайте!
Владелец авто порылся в багажнике и вынул на свет божий баночку янтарного цвета. Отвернул крышку и протянул Алексею: понюхай, мол. Запах был изумительный – сразу чувствовалось, мед самый что ни на есть настоящий, устоять просто невозможно.
– Как хорошо-то – намазать на хлеб меду и молочком запивать… – продолжал соблазнять Виктор.
– Да-да, действительно хорошо, – согласился писатель, обнаружив наконец в кармане купюру. – Давайте и меду, что-то я в самом деле раскис. В полтыщи впишусь?
Очень уж не хотелось ему возвращаться в дом за деньгами.
Лысенький ненадолго замялся.
– Я вообще-то мед за пятьсот продаю… Но так уж и быть, уступлю. Хорошему покупателю – скидка от фирмы.
Он ловко сгреб деньги и вручил Алексею его покупки.
– Завтра еще заеду! – бойко пообещал продавец, вкорячиваясь в свой автомобиль. – Ждите!
– Ну вот, сейчас молока попью, мед на хлеб намажу… – бормотал писатель, расставшись с фермером и направляясь к дому. Идти было неудобно: одной рукой он прижимал к себе банки – большую, действительно еще теплую, с молоком и маленькую, восьмисотграммовую, с медом; другая рука держала раскрытый зонт и одновременно сжимала края сползающего пледа. А тут еще проклятые туфли, надетые на босу ногу, начали натирать пятки…