Тоскана. У этого края была своя аура – терпкий смолистый запах кедра смешивался с ароматами розмарина и высушенной солнцем земли. Она не имела ничего общего с бензиновым смогом, висевшим над Лондоном, который страдал этим летом от небывалой жары.
В висках у Сары стучало, усталость сковывала тело, но, глубоко вдыхая теплый ночной воздух Италии, она чувствовала себя лучше.
– Ты выглядишь разбитой, дорогая, – тихо произнесла ее мать, глядя на дочь поверх бокала кьянти.
Сара подавила зевок и улыбнулась:
– Путешествие было утомительным. Мне нелегко даются перелеты. Но я рада, что приехала.
Это была чистая правда. Она так сосредоточилась на ужасной мысли о свадьбе Анжелики, где в очередной раз ей не дадут забыть о том, какая она неудачница, раз до сих пор без «спутника жизни», что упустила из вида важную деталь: они с Лотти посетят Италию. Эту мечту она лелеяла с детства, с тех пор, когда еще умела мечтать.
– Хорошо, что ты смогла приехать, – Марта проницательно прищурила глаза, – перемена обстановки пойдет на пользу. Честно говоря, ты не в лучшей форме.
– Знаю, знаю… – Сара смущенно заерзала. Утягивающий пышную талию корсет не добавлял комфорта. Разбитое сердце предполагает отсутствие аппетита и драматическую потерю веса, но Сара еще не вошла в эту фазу. Она определенно застряла на этапе постоянного чувства голода, вызванного стрессом. – Вообще-то я собиралась сесть на диету, но мне сейчас нелегко: постоянные мысли о Руперте, работе, о том, где взять денег.
– Речь не об этом, – мягко продолжала Марта, – меня беспокоит твое внутреннее состояние. Если проблема с деньгами, можешь быть уверена, мы с Гаем всегда поможем.
– Нет! – мгновенно отреагировала Сара. – Все в порядке. Я уверена, что-нибудь подвернется. – Она подумала о письме, полученном недавно от отцовского издателя: очередная просьба дать разрешение на экранизацию книги «Дуб и кипарис». За одиннадцать лет, что она владела авторскими правами на книгу, унаследованными после смерти отца, таких просьб было много. Поначалу она относилась к ним серьезно, однако вскоре поняла, что по какой-то причине Френсис Тейт привлекал только психически неуравновешенных студентов от кинематографии, к тому же без копейки денег за душой. Она испытывала слишком сильное чувство ответственности за литературное наследие отца, поэтому просто перестала реагировать на письма.