Затем Фидель предложил нам сфотографироваться на память. Тут же
появился «придворный фотограф», пыхнувший нам в лицо своей
вспышкой. Затем он уже сфотографировал всю нашу съемочную группу, в
центре которой расположились я и команданте.
За стол мы сели около девяти вечера, а в одиннадцать Фидель нас
с извинениями покинул, сославшись на завтрашнюю занятость. У нас же
завтра была возможность отоспаться, благо что теплоход прибывал в
порт «Havana» ориентировочно не раньше полудня, да еще пару дней
простоит у причала.
В общем, самые стойкие засиделись почти до рассвета. Первым нас
покинул Басилашвили, как раз в момент, когда на сцене ресторана
появились танцовщицы, чьи колоритные прелести были прикрыты
какими-то разноцветными перьями. Девицы с лоснящейся то ли от пота,
то ли от масла кожей никаких сексуальных эмоций лично у меня не
вызвали. Но танцевали задорно, и вскоре нам пришлось следом за ними
водить хоровод в стиле ламбады.
Были и местные музыканты с гитарами, маракасами и парой
маленьких барабанов на одном штативе, по туго натянутой коже
которых темнокожий барабанщик отбивал такт розоватыми ладонями. Все
это время я активно «причащался», отмечая окончание грандиозной
работы, каковой считал съемки 50-серийной «мыльной оперы». Был бы с
нами другой куратор, тот же Метелкин — уж он бы сумел меня как-то
остановить. Но наш Маркевич и сам оказался тем еще любителем
поддать, а уж как он клеил местных барышень… Интересно, его
стараниями насколько повысится демография Кубы через девять
месяцев?
В общем, последнее, что я помнил — это то, как отнял у гитариста
инструмент и принялся горланить песню «Запрещенных барабанщиков»
«Убили негра», причем, кажется, ужасно фальшивя, а затем выполз во
тьму кубинской ночи и куда-то двинулся нетвердой походкой. А вот
куда — до сих пор не пойму. Что ни говори, а пьяному на ум может
прийти что угодно. Короче говоря, обнаружил я себя на рассвете
лежащим в какой-то подворотне. Голова казалась неподъемной. Кое-как
привел себя в сидячее положение и с грустью обнаружил, что пропали
часы, подаренные когда-то Валентиной, и кошелек, в котором,
признаться, хранилось не так много наличности, потому что большая
ее часть была припрятана в номере отеля. Хорошо хоть не прирезали.
Но все равно было обидно. А еще обиднее, что во всем по большому
счету я оказался виноват сам. Вот ведь надо было напиваться до
такой степени? Отметили окончание съемок, называется.