– Нет, это, право, нехорошо! Я не позер, я мужчина.
После последнего произнесенного Зарецким слова Наталья Константиновна засмеялась.
Немногим позже они уже заговорили о природе, которую Лев Аркадьевич, по его убеждению, познал с разных сторон. Он поделился своими впечатлениями от полета птиц, прыжков белки и зайца, позволил себе немного пофилософствовать на тему сущности человека и блеснул знаниями в области французского. Наталья Константиновна слушала внимательно, немного улыбаясь и наслаждаясь его звонким голосом. Скоро их несколько серьезная беседа переросла в шутливый и свободный от всяких формальностей разговор. Зарецкий стал вспоминать веселые случаи из жизни, рассказывать анекдоты и всячески стараться рассмешить Наташу.
Глубоко в душе они испытывали разные чувства по отношению друг к другу: Лев Аркадьевич томил себя догадками о том, нравится ли он этой серьезной натуре хоть на мизинец, или же она считает его пустым человеком, как и Елена; а Наталья Константиновна пыталась понять, что за неугомонный мальчишка живет в его теле и мешает повзрослеть. Она хоть и называла Зарецкого мальчишкой, все же сознавала себя младше него, считалась с его мнением и прислушивалась ко всем его советам. Да, женщины такой народ, что считают себя ниже мужчины, но ведут себя при этом гораздо выше и почтительней. «Мужчина, любой мужчина, в душе своей мальчишка, желающий только развлекаться и играться; тем не менее дамы от них без ума», – думала про себя Наташа и не переставала этому удивляться.
Небо покрылось багрянцем – это солнце уходило за горизонт и погружало землю во мрак. Повеяло холодом и свежестью; воздух наполнился запахами цветущих растений; зашумели березы и тополя. Лев Аркадьевич, распрощавшись с Натальей Константиновной, спешил через страшный скрипучий лес в свою деревню и пугался каждого шороха. Сверху летали сычи, на озере доносилось кваканье, вокруг пели сверчки, а где-то за оврагом, в какой-то далекой деревне, лаяли собаки. Зарецкий бежал по тропе и озирался на каждое дерево, машущее ему вслед своими длинными ветвями. Шелест листвы теперь был похож на затаившегося зверя, готового броситься на добычу, хруст под ногами – на что-то ужасно страшное, отчего все тело холодело и дрожало.
Меду тем в доме Зарецких царила умиротворенность: Копейкин с Еленой Порфирьевной сидели в гостиной на мягком диванчике и листали небольшой сборник стихов какого-то русского поэта (разговоры об истории зарубежья их давно утомили). В этой красивой комнате нежно-зеленых оттенков пахло ландышами и духами. Свет от абажура и аргандовой лампы падал на все предметы старой, но еще красивой мебели, находившейся тут. Валерьян Аполлинариевич сидел в углу диванчика, облокотившись на боковину левой рукой, и читал стихи вслух. Елена слушала его с упоением, сидя рядом с прямой гордой осанкой. Они, кажется, совсем забыли о существовании Льва Аркадьевича, который так боязливо пересекал ночной лес.