– Слушай, Паш, давай микроскопную камеру вот на этот стол перетащим, а то сейчас принесут то оборудование, которое мы вчера заказали, нам его лучше здесь разместить.
– Давай, – ответил Павел, и принялся помогать отсоединять от настольного агрегата провода.
– И ведь что досадно ещё, – продолжил оставленную было тему Александр, – столько вокруг всего интересного происходит, неужели нечем себя занять таким вот женщинам? Это сколько надо времени тратить было на звонки, сообщения! Чесслово, я порой сожалею, что у нас законодательно запрещено принудительное нейропрограммирование…Бери, потащили… Потому что некоторым жёнам просто необходимо насильственно промывать и переформатировать мозг! – заключил Александр, поднатужившись, приподнимая вместе с Павлом камеру, и тут же чуть не опрокинул её со стола, поскольку заметил стоящих в дверях Елену и Клеопатру.
Павел сначала увидел испуганный взгляд своего друга, и потом уже, посмотрев в сторону, вызвавшую крайне озадаченную физиономию, а также по лицам неожиданно появившихся понял, что дамы как минимум слышали фразу про промывание мозга. Он представил, насколько непросто теперь будет Саше объяснять смысл столь серьёзного заявления, и, придерживая одной рукой камеру, слегка свисавшую со стола, второй рукой прикрыл лицо и затрясся в беззвучном смехе. Здесь, разумеется, должна была прозвучать фраза о том, что «вы всё неправильно поняли». И она прозвучала. Саша бросился к женщинам, метавшим на него взгляды-молнии, уверяя их, что то, что они слышали, необходимо соотнести с контекстом, что его столь категоричное высказывание ни в коей-мере не относится к таким умницам и красавицам как они. При этом Саша почему-то стал так активно жестикулировать, что было, в общем-то, несвойственно его обычной манере поведения, что женщины молча становились всё мрачнее, выслушивая столь витиеватые тирады, да ещё в каком-то необычайно патетическом тоне. Павел задвинул от греха подальше камеру поглубже на стол и принялся уже безудержно хохотать над всей этой сценой. Он смеялся до слёз, когда Саша пытался привлечь его:
– Паш, ну скажи, ведь я правда не про них говорил!.. Но выглядит так, будто я оправдываюсь!.. Ну, что ты ржёшь?!.. Ну, спасай друга, они ж меня сейчас испепелят своими взглядами!! – взывал к нему метавшийся то туда, то сюда Александр. А Павел плюхнулся на стул, и глядя, то на уже закипавших женщин, пытающихся на остатках самообладания что-то понять, то на своего друга, чувствовавшего себя обречённым на какую-то лютую казнь, смеялся ещё больше, не в силах выговорить ни слова. Он только кивал головой, что, мол, да-да, всё так и есть.