Я поднялась, отыскала ручку и лист бумаги, написала записку – мне даже задумываться не пришлось, текст сам собой написался, словно под диктовку. Прикрепила магнитиком записку к холодильнику, чтобы долго потом не искали, сразу на нее наткнулись. Оделась, причесалась перед зеркалом, подкрасилась. Дверь не стала запирать на ключ, только прикрыла. Спускаясь по лестнице вниз, представила почему-то, что у подъезда стоит машина скорой помощи, она приехала за мной. Конечно, никакой машины там не оказалось. Был пасмурный ноябрьский день, холодный и ветреный.
Дорога до гаража показалась бесконечной – мне не терпелось поскорее оказаться у цели, но я чувствовала себя больной и разбитой, еле-еле могла передвигать свое тело. А когда наконец добралась до гаража, натолкнулась на новое препятствие: машина моя, вся передняя часть была в крови. Эту кровь требовалось отмыть, но я даже вообразить себе не могла, как стану это делать. Но помог мост. Я набрала в ведро воды, разыскала тряпки.
Я отмывала кровь, а мост стоял перед глазами. Я макала тряпку в ведро и не отрывала взгляда от моста. Возле передней фары справа обнаружилась вмятина, я подумала, что до цели своей могу и не доехать, остановят гаишники, но так ясно увидела себя стоящей на мосту: ветер, я ежусь от холода, внизу темно-серая, как асфальт после дождя, вода, – что не поверила в возможность такой несправедливости. Конечно, никаких гаишников я не встречу, а если и встречу, они все поймут, войдут в мое положение и не станут препятствовать.
Я мыла машину и представляла мост, я отмывала кровь убитого ребенка – мост меня успокаивал. И мне уже казалось, что он все время был со мной, все эти сутки: как только я подумала о смерти, сразу же мост и возник. Я не помнила больше о своих страхах, не знала ничего о том, как сидела в углу комнаты, перебирала всевозможные способы и ни на что не могла решиться. Голова работала четко, но так, будто это была не моя голова. И души своей я больше не чувствовала. Просто мыла машину. Тщательно мыла, как если бы она была испачкана солидолом или другой какой-нибудь трудно отмываемой грязью.
Наконец следы моего преступления были уничтожены. Больше ничто не задерживало. Я вывела машину из гаража, закрыла дверь и поехала.
До моста я доехала, когда стало смеркаться. Сумерки всегда действовали на меня угнетающе, с самого детства. А сейчас, в этом пустынном, холодном, тоскливом месте, произвели просто ужасное впечатление. Я не думала, что еще чего-нибудь смогу испугаться, а вот испугалась. Душа моя вернулась ко мне и невыносимо заболела. Я представилась самой себе шестилетней девочкой, заблудившейся на этой незнакомой реке. Никто не придет забрать меня отсюда, потому что никому не известно, где я. В записке я не написала, каким образом собираюсь покончить с жизнью, а телефон умышленно оставила дома, позвонить теперь не смогу. Да и кому звонить? Маме? Она живет в другом городе, в другой стране. Друзьям? Нет у меня таких друзей, которые могли бы примчаться за мной в такое страшное место.