Проклятие обреченных - страница 17

Шрифт
Интервал


– Пап, а кто там?

– Где?

– Да вон! Это Галочка?

– Что ты, сын… Это не Галина Тимофеевна, ты ошибся.

Может быть, Сережа и ошибся. Ему показалось, что неподалеку, размноженную зеркалами, одевали ту самую красивую девочку, и одевала ее именно его няня, Галя! Он узнал и ее вьющиеся волосы, и манеру прижимать подбородком шарф, застегивая «молнию» на куртке, и даже то, как она устраивала на голове у девочки пуховый беретик, было Сереже знакомым! Он ощутил укол ревности, но тут отец взял его за руку, потянул через толпу к выходу и дальше по ледяной улице, и он забыл, что видел свою няню, потому что еще не знал, что взрослые могут врать.

А вот девочку он не забыл, но мысли о ней не были грустными. Он нашел себе подругу для своих одиноких странствий по придуманному миру. Теперь он будет все время думать о ней, о принцессе Птице, спасать ее из рук разбойников, мчаться с ней в карете по волшебному лесу, танцевать на королевском балу…

Ночью, когда он уже крепко спал, мама взяла брючки и свитер, лежащие на стуле, – повесить в шкаф – и нащупала в кармане подтаявший кусочек шоколада. Укоризненно покачав головой, она отнесла его в мусорное ведро.

А новый день принес новые чудеса. Целый день, с самого утра, наряжали елку, и какое это было счастье! Вначале мохнатое, душистое чудо долго оттаивало в прихожей, потом отец установил елку на грубо сколоченной крестовине, а дальше уж явилось самое главное – с антресолей достали две коробки – одна из них была круглая, словно из-под торта («мамина шляпная картонка», – называла ее Римма). Из них явились настоящие драгоценности, забытые за год шары, звезды, хрупкие фигурки – снеговичок, зайчик, старик Хоттабыч. Нашлись какие-то белесые бусы с подвешенной к ним фигуркой совы, – на фоне сияющих украшений они выглядели совсем некрасивыми.

– Ах, а это как здесь оказалось? – удивилась Римма. – Смотри, Сережик, это сестра милосердия, а где-то есть и казачок ей в пару. Очень старые. А вот настоящий чайничек с крошечной ручкой и тончайшей дудочкой, а вот снегирь, ручной работы, с алой грудкой… Мой отец особенно этого снегиря любил и говорил, взяв его в руки:

Что ты заводишь песню военну
Флейте подобно, милый снигирь?[4]

– Да, моя мать всю жизнь коллекционировала елочные игрушки, – продолжила она задумчиво. – Это так странно и так прекрасно – коллекционировать хрупкость… А до нее – ее мать их собирала. Посмотри-ка, Анечка, эти картонажи твоя бабушка покупала в Петербурге, в известном магазине Мюра и Мерелиза, папа мне рассказывал. Она и сама делала игрушки – вот этого херувима…