– Нет, ну что ты все бегаешь, Нина Львовна? – сердился отец. – Носишься как обезьяна! Все нервы мне истрепала!
Он всегда звал ее по имени-отчеству.
На самом деле Нина росла девочкой довольно тихой, незаметной, родителям никогда не докучала. Она целыми днями играла на большом бабушкином диване, застывшем недалеко от окна. А бабушка рядом днями напролет стучала на пишущей машинке. Это называлось «подрабатывать».
Нина машинки почти не слышала, так к ней привыкла, и разговаривала со своими куклами и зверюшками. Она жила в своем игрушечном мире, и он ее полностью устраивал. Никакого другого ей не требовалось. Лишь бы ее не трогали.
Любила она и телевизор и просто влипала в экран, когда шли мультфильмы и фильмы для детей, тоже не видя и не слыша ничего вокруг.
– Закрой рот, Нина Львовна, кишки застудишь! – насмехался отец, в очередной раз застав дочь в оцепенении перед экраном.
«Почему он такой? – тоскливо думала Нина. – Ну почему? И разговаривает он как-то не так, как все, и слова у него какие-то не такие…»
У отца давно сложился мучительно терзавший его и не дававший ни минуты покоя культ собственной личности. Так утверждала бабушка. Она говорила, что Фрейд бы ему поставил диагноз ярко выраженного нарциссизма. Нина уже знала от нее, что Фрейд – известный психолог.
Отец тоже был известной шишкой: он занимал немалый пост в Госплане СССР.
– А иначе зачем бы Тамара вышла за него замуж? – вздыхала бабушка.
В коридоре висел портрет маслом – отец во весь рост в казацком прикиде. Черные, длинные, опущенные вниз накладные усы и большой лоб, плавно переходящий в лысину, создавали хороший фон для всего остального: папаха, шаровары с лампасами, нагайка, сапоги.
– С волосами у него не густо, – насмешничала бабушка.
В комнате родителей тоже красовался портрет маслом, только по грудь: отец в темном костюме с правительственными наградами. Рядом был устроен целый стенд, увешанный вырезанными и заключенными в рамочки газетными фотографиями. Да не абы какими, а именно такими: «Лев Шурупов и министр», «Лев Шурупов беседует с послом Марокко», «Льву Шурупову пожимает руку советник американского посольства»… А на письменном столе отца красовалось большое яйцо под Фаберже, на котором по эксклюзивному заказу художник написал маленький портрет – а чей, уже и так понятно…