– Сарафанчик, – пролепетала потерянная Юля.
– Господи, сарафанчик! – всплеснула руками женщина. – Ладно, не убивайся ты так! Что-нибудь придумаем…
Вместе они начали разыскивать Юлькины вещи, но сарафанчик после «дезинфекции» пропал. Тогда пожилая женщина выдала ей юбку и платок из своих запасов, уговорила какого-то парня подарить Юльке пиджак, кто-то отдал чулки и подвязки… Именно платок – большой, темный, старушечий – и спас Юлю с ее роскошными длинными косами от большой беды. Она постоянно наглухо куталась в него. А мамины шлепанцы отыскались.
Потом Юля никак не могла вспомнить, куда делись те красивые девчонки, которых уволокли, несмотря на их отчаянное сопротивление, в кусты. Ни одна из красавиц не вернулась обратно: то ли их убили, то ли увезли куда-то.
Но в лагере – снова неслыханное счастье! – стали давать есть. Здесь Юля провела около месяца. Зачем их столько здесь держали? Мучили нехорошие мысли, терзали воспоминания о маме, о доме… Вновь появился небритый и опять посмотрел на Юлю странными глазами. Она очень обрадовалась его появлению: значит, он жив, с ним ничего не случилось, и, может быть, ему все же удастся вернуться в Ростов, вопреки пророчеству его унылой песни. Не расставалась теперь Юля и с пожилой женщиной по имени Ульяна Петровна, даже назвала ее про себя «моя мама».
Через месяц Юлю отправили в немецкий город Зост. Вместе со стаканом. Здесь русские пленные расстались. Ульяна Петровна и небритый остались в лагере. Наверное, их собирались отправить с другой партией в другой город. Никто ничего не знал и даже не мог вчерне предположить свою судьбу. Это было самым страшным.
Юля попала в деревушку недалеко от Арнсберга, на военный завод, выпускающий багажники для велосипедов. Начала там работать. Здесь оказалось немало русских девушек, попавших почти так же, как Юля, в облавы или выхваченных из родных домов на Украине, в Белоруссии и России. Хозяин никого не обижал, хорошо кормил, довольно прилично устроил пленных. Выдавал чистое белье, полотенца, одежду, ношеную, но на редкость аккуратную и чистую, даже отглаженную. Может, потому, что у него самого была любимая дочка Вальтраут? Шестиклассница, она отставала по математике…
Юля не раз видела красные, заплаканные глаза немочки. Девочку было жаль. Но когда Юлька узнала причину этих слез, то стала смеяться: ей бы такое горе!