– Я с вами, – твердо подытожила десятиклассница.
– А экзамены? – попробовал отговорить ее Филипп. Попытка заслонить от горя.
– Ну, папочка… – Дочь потерлась щекой об отцовское плечо и объяснила, как маленькому: – К первому июня вернемся же… Ты-то не забыл на свою кафедру позвонить?
Пока Филипп узнавал насчет рейса, билетов, отменял свои лекции в университете, Марфа суматошно искала черное. Не пытаясь подумать, вспомнить: есть ли что? Как у посторонних рылась в двух гардеробах. В дочкиной комнате и в своей… Переворошила даже тюк с одеждой, приготовленной для отдачи в соседнюю церковь. Более бедным, чем они.
Без результата. Ни траурных костюмов, ни даже черных свитерков не было ни у кого. Но гамма горя – черно-белая… Решили, что серое подойдет. А на голову? И это проблема. Не готовы они к смерти…
– Бабушкин платок! – вспомнил Филипп. Года два назад спросили тещу, что ей подарить к восьмидесятилетию. Именинница попросила шелковый бело-лимонный или бело-бежевый платок. Марфа еще удивилась: зачем? Мама ведь всегда носила только шляпки… Фетровые, соломенные, вязаные, с вуалью и без… Норковую папа подарил ей на семидесятилетие… А темно-зеленый берет с тонким репсовым бантом на макушке, в котором мама сфотографирована почти в теперешних Марфиных годах, перешел к младшей дочери, когда снова стал модным. Может, и Даша еще успеет его поносить…
Так зачем платок?
«Смертное все приготовила – в сундуке лежит. А платка не хватает. Чисто-белый мне не идет, и ситцевый не годится – старухой в гробу лежать не хочу… Да не причитайте! Не собираюсь я умирать!» – вот какой ответ они получили.
Но только месяц назад удалось выполнить тещину просьбу. В конце Оксфорд-стрит Филипп наткнулся на лоточника-индуса с разноцветными шарфами и шелковыми платками.
Все готово… Такси через полчаса. Вещей мало, можно бы и на метро с маршруткой добраться до Домодедова, но силы еще как понадобятся… Филипп чуть было не отправил Марфу в магазин – только бы чем-то ее занять. За киви, камамбером и «раковыми шейками», которые так любила теща. Одумался. Все это уже, наверно, продается в Вятке – за год, что он там не был, столько всего и в Москве изменилось… И лишь потом сообразил: не надо же теперь этих гостинцев. У Марии и ее семейства совсем другие вкусы…
Не сговариваясь, собрались на кухне.