Художник кое-где и кое-кем был признан гением.
И Вера – как начала писать гуашью на втором курсе искусствоведческого, так не оторвать. Акварель, акрил, масло – все освоила.
Гера? Нормально живет уже больше десяти лет с заботливым и хозяйственным отцом. Да с ним мальчику даже лучше, чем с фанатичной и безалаберной Верой…
Но это все в прошлом. Прошло. Закончилось.
Веру старик не удержал. Что ж, живая женщина… Теперь она в Нольдебурге. С Вадимовой княжеской фамилией и с тамошним новым мужем-помощником. И по жизни, и по искусству.
Недавно навестили они в Москве бывшего родственника. В самом начале зимы. Белизна снега еще не разбавила, не подсветила серый уличный фон. Сыра привезли. Сегодня, когда вытащил из холодильника одинокую, как он сам, жестянку с чем-то охряного цвета, обнаружил за ней бело-желтый кусок в глубоких морщинах. Застрял в алюминиевой решетке. Понюхал, откусил и не заметил, как с голодухи все съел. Теперь что-то подташнивает.
Остаться на диване? Сумерки вот-вот… Может, получится заснуть… Надвинул веки на глаза, но мысли же так просто не занавесишь. Старость учит рачительно распределять еду, время… Хуже нет – проснуться среди ночи. В полной темноте так и жжет: зачем жил?
Нет, сейчас лучше не спать. Да и дела есть. Вдруг завтра еще больше поплохеет? Если встать не смогу…
Вадим кропотливо выпростал правую ступню из-под ватного одеяла, ни во что не одетого (нет постельного белья – нет лишней проблемы). Опустил скрюченную конечность на пол и, бормотанием заглушая неновую боль в суставах, вынул себя с лежбища, потом из комнаты, потом из квартиры…
Ноги двигались сами собой, и голова пока работала: сухари кончились, на свежую буханку без скидки, положенной пенсионерам, вряд ли хватит. Может, где и завалялась неучтенная рублевая заначка, но ведь карту, «социальную карту москвича», все равно надо восстанавливать. Потерял… Герочка бы, конечно, помог – принес бы и еды, и денег, и в собес с ним сподручнее… Но он к Вере улетел и вернется… Когда? Где-то было записано…
Старческие мышцы часто подчиняются инстинктам, не успев согласовать свои сокращения с мнением головного мозга. Непроизвольно пукают пожилые люди, мочатся, движение стопорят, замирая посреди дороги…
Вадим останавливается, и тут же кто-то, молодой, торопливый, подталкивает его. Несильно задел. Когда такое случилось впервые, он обозлился – поковылял за невоспитанной девицей, прокричал ей вслед – не помнит что. А она даже не оглянулась. С тех пор поумнел. Сердишься – значит, еще пожить хочешь. А ему уже вроде все равно.