Попутно он сообщил, что не женат, но регулярно посещает свою подружку Сигрен в Бельгии, что работает два дня в неделю – возит детей из местной школы в бассейн и обратно, а остальное время посвящает себе: учит языки, путешествует, танцует аргентинское танго, воспитывает кота Томми и летает на параглайде; на фото эта штука выглядела вполне симпатично – разноцветное шелковое «крыло», парящее в небе.
Сам Франк Даше не приглянулся: худенький, субтильный. Впрочем, он ведь предлагал подружиться, чтобы изучать русский язык и путешествовать вместе, поэтому внешность большой роли не играла. К тому же он тут же сообщил, что в Париж прихватит свою Сигрен, так что, считай, все точки где надо расставлены с первой минуты. Правда, кто их знает, этих голландцев, с их свободной любовью, с кварталом красных фонарей и прочими излишествами! Даша была хоть и современной девушкой, но придерживалась традиционных взглядов на взаимоотношения полов.
Впрочем, может быть, она поспешила с выводами и голландец действительно предлагал «пообщаться по-дружески», и более ничего. Поживем – увидим.
* * *
Вечером Даше позвонил Зиновьев:
– Как ты, девочка? Как настроение?
Его голос прозвучал на фоне уличных шумов, и Даша поняла, что ее благодетель отправился на прогулку со своим любимым бассетом Мамочкой. Он всегда гулял с ним сам и как-то признался Даше, что действительно любит только ее и Мамочку.
Таким странным, совсем не собачьим именем бассета назвала дражайшая супруга Зиновьева, Кира Сергеевна: она ненавидела свою давно ушедшую в мир иной свекровь и всех собак на свете и потому отыгралась на ситуации, когда муж принес в дом беспомощного складчатошкурого щена с длинными ушами.
– Ты сошел с ума! Собаку! В дом! У нас паркет из африканской сосны! Убирайтесь вон оба! – орала в запале жена Василия Михайловича, размахивая у него перед носом кухонным полотенцем.
– Ты, похоже, забыла, что дом этот не совсем твой. А еще правильней – это мой дом, – жестко оборвал ее Зиновьев, больно перехватив руку с тряпкой.
Щен, как и положено малышу, без устали наливал лужи на дорогущий паркет, Кира Сергеевна тыкала его мордой в мокрое и, вспоминая, как муж заботливо менял пеленки под умирающей свекровью, зло нарекла пса Мамочкой. Она не выносила его и называла «безногой собакой».