– А на скока затянет?
– Один к пятидесяти
где‑то… – прикинул путник, на миг обратившись к дару. –
Ну, значит, пятьдесят и возьму. Не считая тех двадцати.
Снова зашушукались. Тридцать стоила
дойная корова – хорошая, молочная, – а на остаток можно мешок
курей купить. Даже хуторским накладно, а уж простым весчанам…
– Эй, Талкович, – голова
легонько пихнул локтем лавочника, – сколько дашь?
– А чего сразу Талкович? –
нахохлился тот. – Сколько другие, столько и я. Всего‑то по три
со двора выходит.
– Это тебе «всего‑то». А Колаю
даже на вопросы пришлось у меня одалживаться, хорошо если только по
осени отдать сумеет. Дай хоть десять!
– Чего это я ваш дождь
оплачивать должен?
– А мы, значит, на твою корову
всей веской сбрасываться должны? – возмутился кузнец, чутко
прислушивающийся к разговору.
– Так не сбросились же!
Корова, кстати, вчера благополучно
отелилась, назло обоим спорщикам – бычком.
– Я тут тружусь в поте
лица, – распалялся лавочник, – медьку к медьке коплю, а
какой‑то лентяй вроде вот его…
– Что?!
Голова привычно вклинился между
забияками, подозревая, что они нарочно собачатся у него на виду,
чтобы было кому развести без ущерба для достоинства: лавка и кузня
стояли бок о бок, и если бы соседи так схлестывались при каждой
встрече, то давно бы уже друг друга поубивали.
– Десять с тебя, десять с
мельника и еще десять с Сурка содрать попробую. Вы ж и потеряете
больше, если засуху не отведем.
Лавочник, услышав, что «обирают» не
его одного, успокоился и, еще немного побурчав, полез за пазуху.
Мельник вовсе не стал спорить: не будет зерна, не будет и помола.
Сурок, зажиточный хуторянин, стоял в теньке под яблоней,
разговаривая с Колаем. Точнее, тот что‑то клянчил у богатого
родича, смущенно комкая в руках шапку, а хуторянин неопределенно
кривил губы.
Но только голова открыл дверь, как
откуда‑то сбоку выскочил молец, с неожиданной силой оттолкнул
весчанина с дороги и ворвался в избу, потрясая кривой палкой.
– Опомнитесь, глупцы! –
заорал он так, что из‑под стрехи выпорхнули разморенные жарой
ласточки. – Грешно забегать вперед по тропе судьбы, но менять
ее – кощунство! Наши пути проложены Богиней еще до нашего рождения,
и нельзя их менять по своему желанию!
– Почему это? – благодушно
поинтересовался заскучавший было путник. – Дождик пойдет, поля
зазеленеют, колбаску копченую тебе под полой понесут – чем
плохо?