Огонь. Сталь. Кровь. Кровь ее детей, умирающих на наших
клинках. Смрад ее воинов, сгорающих на наших кострах. Хруст плоти
ее порождений, разрываемой нашими пулями. Сталь и огонь, кровь и
смерть, больше ничего не спасет людей.И раз так, то нужны руки, что
сделают все это, руки, сжимающие сталь, руки, льющие черную кровь.
И они, эти руки, наши. Чистильщиков пустошей. Братства.
Вечерело.
Солнце не хотело уходить с неба, лениво катясь по небу,
белесому от жара. Облака еле-еле текли к северу. Ветер полз где-то
у самой земли, прокаленной за день. Висели ветви трех старых вётел
у почти высохшей речушки. Старики, сидя на бревне по-над берегом,
угрюмо молчали, крутили самокрутки, рыхлили песок клюками. Пот
катился по черным и выщербленным временем лицам.
За пока еще открытыми воротами села гомонила детвора, гоняя
палками обручи от бочек. Бондарь Липа ругался, но не отбирал,
обручи давно пришли в негодность. Пацанва и девчонки катали их,
соревновались, кто быстрее, ловчее и дальше. Часовой на вышке не
зевал, торчал черным мрачным силуэтом. Старики, глядя на родное и
свое, ворчали и ругались.
Все, кроме деда Стаха. Дед Стах плевать хотел на все и всех.
Чего уж там, даже пользовался именем, данным отцом-матерью. Многие
ему завидовали, еще больше считали старым дурнем. Все же знают,
нельзя просто так имя называть, нельзя никому говорить, нечистый да
его дети услышат и все. А он?..
А дед Стах плевать на всех хотел. И на все. Клюкой он не
пользовался. Опирался на тяжелую офицерскую трость, полученную на
выпуск из юнкерского училища. Гербовой орел набалдашника почти
стерся, но веса трость не потеряла. Хотя сейчас, ненужная, лежала
на самом краешке бревна. Дед Стах занимался вторым из своих неживых
друзей.
«Слоновий» пятизарядный штуцер не блестел на солнце. Матовое
покрытие выдержало больше гербового орла и не сдалось, лишь чуть
посверкивали серебряные накладки приклада и ложа. Остальные деды
косились на него и его хозяина, что-то там перешептывались между
собой, бухтели. Кто-то незаметно крестился. Тяжело пахло
стариковскими телами, потом и страхом. Острый опасный запах страха
чуть колыхался в тяжелом нагретом воздухе.
- Трусы, - дед Стах сплюнул желтой табачной слюной, - были
ими и помрете также.