– Ульяна… Только держись… Как же так… Ульяна… АААА… ААА. Ульяна. Моя малышка… Ульяна… Сейчас… Надо вылезать отсюда… АААА… ААА, – произнёс он.
Гаврила, чуть подав обратно, еле открыл исковерканную дверку. Он прихватил дочку за пояс. И тут же пополз по потолку кабины элитной иномарки. Боль томила всё тело. Он тяжело вздохнул. Вновь закружилась голова. Её словно ударили мешком опилок.
– ААААА… ААА… Потерпи дочка… АААА… Сейчас… Только дыши… Ульяна. Моя малышка… АААА… ААА, – произнёс он.
Веял резкий, холодный ветер. Порошил быстро снег. Гаврила преодолел около трёх метров. А дышал так, как будто полз стометровку. Глаза широко открыл. Изо рта потянулся парок. Он прижался к дочке. Она не дышала. Глаза сомкнула. На лице уже застыла багряная струйка влаги.
– АААААА… ААА… Ульяна… Только дыши. Она не дышит… Она… Нет… Она. Ульяна… Сейчас…, – произнёс он.
Гаврила, склонившись, поцеловал девушку в губы. И вдыхал в неё воздух, делая искусственное дыхание. Он лихо повторил свои нетрудные манипуляции. Но всё четно. Малышка не двигалась и не дышала. Она лежала на спине. И тихонько леденела.
– ААААА… ААА… Ульяна… Дыши… Ульяна… АААА… ААА…, – громко закричал он.
Повеял холодный ветер. Полетела стеной мелкая, морозная, белая пыль. Она красиво кружила. Гаврила сжал ладони. Он прижал свои руки к гриди малышки. И тут же сделал массаж. Он ритмично задвигался. Но всё четно. Он вновь вдохнул в рот дочки кислород. Но и тот не помог. Ульяна не дышала. Она получила сильную травму шеи, когда автомобиль кувыркался. Она уже не сражалась за свою жизнь. И не могла помочь родной душе. Гаврила прижал девушку к торсу. И крепко сжал руками. Он неровно задышал. Лицо побагровело. Глаза широко открыл. И тут же налились большие слезинки. Стайки прозрачной влаги покатились по битым щекам. Боль томила. На душе скребли кошки. И переворачивало наизнанку. Он чудом выжил, но потерял дочку.
– ААААА… АААА… Ульяна… Вернись ко мне… АААА… ААА, – неистово закричал Гаврила.
Ледяной вихрь усилился. Стеной полетела белая снежная масса. Она накрыла собою и Гаврилу, и малышку Ульяну. И всё вокруг стало белым и чистым. Воздух сотрясся диким, необузданным, больным и мучительным ором профессора. Он, горько рыдая, поцеловал дочку в щёчку. Его тело залихорадило. Руки сильно затряслись. Внутри всё опустело и опостылело. Появилась бездна дикой мучительности. Она охватила весь мир, которым жил профессор точных наук.