Не прошло и десяти минут, как пентаграмма была готова. И в этот
момент воспоминание застыло, словно кто-то нажал паузу. Я смотрел и
запоминал. Всматривался в каждый узор, в каждую спираль, в каждое
пересечение двух, трёх, а иной раз даже и четырёх линий.
Пентаграмма в самом деле оказалась куда сложнее, чем того явно
ожидала любопытная девочка. Пленник статуи не торопил меня; я
смотрел столько, сколько было нужно. И лишь убедившись, что теперь
я смогу воспроизвести её в любое время в любом месте, он погасил
образ воспоминания.
- А теперь тебе пора возвращаться. Поскольку я узник этого
места, то наказать тебя за нарушение обещания не смогу, мне
остается только полагаться на твое честное слово. Впрочем, я уверен
в том, что тебе можно доверять, - он медленно начал таять.
- Скажи мне хотя бы напоследок, как тебя зовут? – спросил я.
Лицо божка впервые за всё время тронула слабая улыбка, и он
сказал:
- Меня зовут Аштиахари. Вернее, раньше звали. Для меня будет
великой удачей, если теперь мне будет позволено иметь хоть какое-то
имя. Теперь тебе пора. Прощай…
***
Когда я пришел в сознание, то чуть не упал со статуи – сильно
кружилась голова. Но оно и понятно: такое прикладное использование
моего таланта явно не входило в его первоначальную функцию, кто бы
в меня это не заложил. Но это всё было не так уж и важно, ведь
главного я добился. Знание, как чертить пентаграмму, теперь было у
меня. Глянув еще раз в глаза Аштиахари, я увидел в них чёткую
просьбу. Просьбу сдержать слово.
- Дхасс! – слабо окликнул я своего спутника.
- Ну наконец-то, - сидевший на землё орк подскочил и
обеспокоенно посмотрел на меня, - Я тебя три раза звал, думал, не
отвечаешь, потому что дуешься…
- Ты неправильно подумал,- сказал я без улыбки, но и без
раздражения. Почему-то после знакомства с божком и его печальной
долей моя обида на Дхасса показалась мне мелочной и едва ли не
смешной! – Нет ли у тебя, случайно, еще одного ножа?
- Нет, у меня был только один, - со вздохом ответил орк.
- Ну тогда подними сюда свою секиру.
- Зачем?
- Надо, - недовольно ответил я.
Пожав плечами, орк вытащил из-за спины оружие и протянул мне,
так что лезвие как раз оказалось около моего колена. Наклонившись,
я… нет, лезвие было заточено на совесть, и рассадить об него ладонь
было совсем несложно… в теории. На практике же я никогда не страдал
мазохизмом и не испытывал желания нанести себе вред. Посмотрев ещё
раз для решимости в глаза Аштиахари, я подбодрил себя мыслью, что
порез на ладони - невысокая плата за то, чтобы освободить душу,
больше тысячи лет мучавшуюся в заточении. Глубоких вздох - и моя
ладонь проверила остроту лезвия сильнее, чем в том была
необходимость. Кровь выступила мгновенно, как неаккуратно, кажется,
я даже зацепил одну из вен. Ну, по крайней мере, крови будет
достаточно. Здоровой рукой я потянулся вверх, к запястью каменной
руки, которая тянулась к колчану, и нарисовал на ней восьмерку. Она
тут же исчезла. Развернувшись, я потянулся к локтю руки, державшей
лук. Снова окунув пальцы здоровой ладони в порез, я набрал ещё
крови и нарисовал вторую восьмерку, которая вышла немного корявой
из-за того, что тянуться до запястья пришлось очень далёко.