Одевая подходы домой.
Дивен снег над моей головой.
***
Двадцать два по Москве.
О любви и с мечтой,
Не дождавшись весны
У узорчатой форточки,
Кареглазой,
Но бледноволосой зимой
Обернувшись пою
Певчей птицей на жёрдочке.
Я пою про тепло,
А изысканный снег
Вензелями кружит
И плетёт своё творчество.
И какой-то нелепый
Смешной человек
В снег обронит слова
Медяками пророчества.
Двадцать два по Москве
За морозным стеклом
Зазвучал и осип
мой ли голос простуженный?
Это снегу и мне
Ничего ни по чём,
Он из песен моих
Доплетёт своё кружево.
***
В этом доме, как прежде стоят часы.
И никем не преданный не поймет,
Что как только жизнь встает на весы,
Вот тогда и часы замедляют ход.
Если верить старцам, и опыт друг.
То вполне возможна живая новь.
Но до свадьбы в дом не зови подруг,
И никогда на весы не клади любовь.
***
А может, забыть о них?
Неполных шестнадцать лет
Вплести в основной стих
И выдать его земле,
Как вирус, что лечит боль,
Собой истребляя смерть?
Предательство и Любовь
Сидят на моем столе…
И в вечности диалог…
И чьих-то бровей испуг…
И тот, кто кричал: "Бог!
Я верен, и я Твой друг",
Скукожился, как зерно,
И был посвящен золе…
И я наблюдаю вновь
Круги на моем столе.
И прежних позиций – крах!
И нынешних – ерунда!
И вместо Земфиры – Бах,
И вместо огня – вода!
Ничто не горит, нет.
И вместо любви – ложь.
В неполных шестнадцать лет
Кто знает, как ты живешь…
Кто знает, что в карем дне
Моих и твоих глаз
Случилось любить мне
Единственный в жизни раз.
А все остальное – так,