Тень всадника - страница 27

Шрифт
Интервал


А тут – нагло, в лобешник!

Еще раз поясняю диспозицию: к моему столику подсела рыжая девица и, улыбаясь, спросила:

– Кавалер, угостите стаканчиком красного?

Характеристика противника: из разряда легкой кавалерии, мастерица, опрятно одетая. Специалисты определили бы как изящную и стройную.

На мой взгляд, мало там заманчивых женских выпуклостей. Уж больно худа. Но смешные веснушки на носу придают шарм. Словом, на любителя. Отбиться можно.

Как же я отбивался? Спешил эскадрон и открыл прицельный огонь? Иронично заметил, что приличные девушки к чужим столикам не подходят? Гордо заявил, что я из другого мира и годен лишь к строевой службе?

Куда там! Капитана Жерома Готара бросило в жар, он что-то промычал, промямлил и не спешил эскадрон, а спешно заказал бутылку бордо.

В войсках полнейшая паника. О чем вести разговор? Однако девица-мастерица сама выручила. Однажды раскрыв рот, она его уж не закрывала.

Мне популярно растолковали, что мужчины нынче жмоты, норовят угощать вином в разлив, и поди проверь качество вина; все кругом потеряли стыд и совесть, в кофейнях в винные бочки подливают воду, ей подружка рассказывала, а Софи прислуживает у стойки, марочные бутылки, конечно, стоят дороже, зато без обмана, впрочем, год назад вообще ничего не было, люди давились в очередях за хлебом, за углем, за мылом, теперь в лавках товару до потолка, и кому понадобился якобинский террор, слава богу, что Робеспьера отправили к дьяволу, жаль только, что он не успел отрубить головы тем, кто разбавляет вино водой…

Я спросил, не хочет ли – как? Одиль? рад знакомству! – не хочет ли Одиль поужинать? Одиль авторитетно заверила, что от дармовой еды никто не отказывается, хотя она, Одиль, не из тех, кто потерял стыд и совесть, чтоб я не беспокоился.

Смысл последней фразы я понял, когда Одиль привела меня в свою мансарду. С неимоверной быстротой она разделась и юркнула в постель:

– Ну иди же…

Идти куда? Эх, сейчас бы на маневры с эскадроном! Привычно и спокойно…

Я снял плащ, отстегнул саблю.

– Так и думала, военный или полицейский, – прокомментировала Одиль. – Взгляд строгий.

Сумерки, льющиеся из окна, помогли мне преодолеть робость. Я скинул одежду.

– Что ты лежишь как бревно? В атаку, офицер!

– Я был ранен, я не знаю, – забормотал я в замешательстве, но оказался в умелых руках, и скоро подо мной попискивало что-то мягкое, теплое.