Неожиданно прямо перед глазами отчетливо всплыли рукописные листы, и с убежденностью, поразившей меня самого, я произнес:
– Дело строилось на ложном доносе майора Лекруа, бывшего королевского гвардейца. Лекруа обошли чином, и он сводил счеты с Бонапартом. Генерал Бонапарт никогда не был связан с роялистами. Наоборот, симпатизировал якобинцам. Генеральское звание Бонапарт получил по рапорту комиссара Конвента Огюста Робеспьера, брата Неподкупного…
Дикий приступ боли расколол мне голову. Я очнулся на госпитальной койке, в сумеречном состоянии (сумерки на улице?), очень хотелось спать, но в мозгу моем еще покалывали иголки, а в виски били, как в барабан: «Бух! Бух! Бух!» Зачем меня разбудили, что там бухает за окнами? Прислушавшись, я понял, что это грохот артиллерийских орудий. Неужели австрияки прорвались к Парижу?
И опять провал, и когда я пришел в себя (когда? через день? через неделю?), в голове была вата, уже ничего не покалывало и не стучало в висках. Ставни окна открыты, солнечный луч грел мне ноги, за окном чирикали воробьи.
Заглянул врач, ласково зажмурился:
– Поздравляю, Готар, кризис миновал. Теперь вы быстро поправитесь. Вот, примите микстуру. И отдыхайте. Хорошо, что вы много спите. У вас железное здоровье.
– Долго я провалялся?
– Скажем, так: какой-то отрезок времени. Ерунда по сравнению с вечностью.
– А в этот отрезок времени, случайно, не началась война? Мне показалось, что я слышал артиллерийскую канонаду.
– Вы пропустили важное событие, – оживился врач. – Был подавлен роялистский заговор. Военный комендант Парижа генерал Бонапарт расстрелял мятежников из пушек у церкви Сан-Рош.
– В центре города стрелять из пушек? Невероятно!
– Крутая мера, – согласился врач. – Есть жертвы среди гражданского населения. Но у мятежников было численное превосходство. Баррас не ошибся, назначив комендантом Парижа энергичного человека.
«Ему помогли не ошибиться, – подумал я. – А генерал Бонапарт далеко пойдет».
* * *
В начале девяносто шестого года генерал Бонапарт собрался действительно далеко: освобождать Италию от власти австрийской короны. Все офицеры нашей дивизии мечтали попасть в армию, формируемую Бонапартом. На казарменном жаргоне это называлось «кони бьют копытами». Я бы тоже с великой радостью отправился в Итальянский поход. Чем бы он ни кончился – пусть моей гибелью от пули или сабли, – все лучше, чем тот бред, в котором я жил. Да, Жозефина умерла в моем сердце. Я поставил точку. Две точки. Десять точек. Ну и что?.. Я беру увольнительную, иду к дому в Пасси. Открывается дверь. На пороге Жозефина: «Жером?» И она падает в мои объятия. Нет, не так. Жозефина молча поворачивается, поднимается на второй этаж, я следую за ней, мы сидим в гостиной, ее взгляд испепеляет меня: «Гадкий, жестокий мальчик!» Нет, не так. Я прогуливаюсь около казармы, замечаю, что меня сопровождает экипаж с Жан-Жаком на козлах (экипаж больше ни разу не появлялся)… Я пью кофе на площади Святой Екатерины – и вдруг за спиной знакомый голос: «Рыцарь, угостите даму бокалом вина». И вот так, в разных вариациях, это прокручивалось в моей голове. Наваждение не кончилось. Кончилась зима.