Тот почти не сопротивлялся. Видимо, не все сканды мечтали о
славной смерти, и в отдельных исключительных случаях тактическое
отступление допускалось. Правда, нашу точку зрения разделяли не
все. Покрытый кровью и истыканный стрелами тэн Олаф, похоже, считал
подобное позорным бегством и вырывался, пока я в конце концов не
подставил ему подножку и не потащил волоком. Нам едва хватило сил
втянуть его в темное нутро храма. Следом успел проскочить
вездесущий Сакс, до сих пор сыпавший стрелами похлеще
толкиеновского Леголаса.
— Закрывай! — крикнул я. — Им уже не помочь!
Хроки выдохнул и взялся за тяжелый засов. Он не хуже меня
видел, что во дворе сражение сменилось резней. На ногах держались
еще от силы трое из наших, и тем жить оставалось считанные секунды.
Последнюю стрелу Сакс вогнал уже через закрывающуюся дверь в горло
одному из всадников — прямо в щель между кирасой и шлемом с глухим
забралом, по самое оперение. Не знаю, как просчитывала такое
местная игровая механика, но в реале имперца ждала бы верная
смерть.
Дверь захлопнулась, засов с грохотом опустился на свое
место, и на нас тут же навалилась тишина. Ни криков, ни лязга
железа, и даже топота копыт — сражаться с имперцами во дворе
монастыря было уже некому. А они почему-то не спешили ломиться
внутрь. Теперь я слышал только тяжелое дыхание распростертого на
полу тэна Олафа. И полный отчаяния голос.
— Зачем? Зачем вы не оставили меня умирать с моим хирдом?..
Йотуново отродье, будьте вы прокляты!
Тэн умирал. Не знаю, мог ли бы спасти его какой-нибудь
высокоуровневый целитель или жрец, но в реале человеческое тело не
перенесло бы и трети таких ран. Все могучее тело Олафа Неудачливого
было покрыто глубокими порезами от мечей и копий, броня напоминало
решето, а в широкой груди торчали три стрелы. Еще столько же,
наверное, остались обломками в спине и боках. Одна точно пробила
легкое — при каждом выдохе на губах тэна надувались кровавые
пузыри.
Черт бы побрал такую реалистичность! Тут не то, что
«восемнадцать плюс»... Во время драки времени на тонкие переживания
попросту не оставалось, но сейчас меня накрывало по самое не балуй.
На моих руках умирал буквально превращенный в кровавое крошево
человек, и я чувствовал, что готов то ли выйти в реал и выдернуть
из своей башки чертов разъем вместе с нейрошунтом... то ли хотя бы
проблеваться.