Настоящими партизанами, хоть и без членских билетов в кармане, были тут только они втроем.
Сломать можно любого. Но paramilitares даже не пытались их допрашивать. Все же Максу показалось, что, несмотря на свой кураж, каратели немного нервничали и суетились. Будто спешили. Это давало надежду… или, наоборот, уменьшало шансы до нуля.
Их троих, как и всех, обыскали. Собственно, у них была с собой только одна маленькая сумка на ремне. Нашли бумажные документы на липовые имена, небольшой швейцарский нож, перерыли всю остальную мелочевку – бутылку минералки, банку пива, соевые шоколадки, презервативы, упаковку «Бактериофага», крем от загара, непромокаемый гибкий планшет с набором безобидных приложений. Эти вещи никак не выдавали в них партизан из «Авангарда». Но каждую находку сопровождал злорадный смешок, будто в ней была мина или бомба. Каратели явно уже дошли до такого градуса, что основания для подозрений им были не нужны. В планшете не хранилось никаких идеологических материалов и секретных записей. Зато была целая фонотека танцевальной музыки. Но чернорубашечники даже не стали в нем рыться, просто забрали себе, хотя он стоил не больше пятидесяти глобо и был просто мусором, которым пользовались только из-за дешивизны.
– Будете рассказывать, что пошли снять «цыпочек»? Или вы друг друга предпочитаете? Без разницы. Все равно мы знаем, что вы террористы… мучачос, ха-ха!
Вместе с остальными ликвидаторов запихнули в подъехавший грузовик грязно-желтого цвета. Это был не полицейский «Peacemaker» с водометами и распылителем слезогонки, а развалюха, похожая на школьный автобус, только с частыми решетками на окнах. Видимо, раньше он использовался, чтобы доставлять заключенных в какую-то из тюрем. Внутри было темно, пахло мочой, блевотиной и кровью. Сидений не было, их убрали. Можно было стоять, лишь держась за скобы. Задержанных просто утрамбовали внутрь через первую дверь – обычными резиновыми дубинками. Один из карателей слегка ударял замешкавшихся силовым кастетом в корпус. Этого хватало, чтобы тела последних троих залетели в салон, расталкивая остальных, как кегли.
То, что среди захваченных не было женщин, показалось Рихтеру очень дурным знаком. Значит, их взяли не для развлечения и не для истязания. Значит, будут убивать. Что поделаешь, в этой стране идея арифметического равенства полов не укоренилась так глубоко, как в Европе. И даже «матадорам» был свойственен своеобразный мачистский вариант благородства. Согласно которому изнасиловать впятером подозреваемую в сотрудничестве с «ребелами» девушку можно, а пристрелить без суда и следствия – уже не по понятиям. Это, конечно, случалось, но обычной практикой не было. Разумеется, если будет не просто подозрение, а уверенность – убить свою жертву «при попытке к бегству» благородные сеньоры могли без колебаний. А вот с мужчиной могли сделать все, что угодно, и за меньшее.