– Не забывай, – прошептал он, – это больше не человек.
Джонс кивнул и трясущейся рукой нащупал в кармане пальто рогатку, в то время как Мэйтланд вытащил старомодный револьвер. Они не выглядели ни на йоту удивлёнными, когда оружие с ним тихонько заговорило:
– Ты уверен, что мальчик готов, Мэйтланд?
Мэйтланд только кивнул и пристально взглянул на Джонса, ткнув пальцем в направлении двери:
– Мы будем прямо за тобой. Совершишь первое убийство – завтра уже будешь готов к инициации.
Прошла секунда.
А затем другая.
И ещё одна.
Джонс был неподвижен. Он знал, что хочет сказать Мэйтланду. Что он не готов к инициации, потому что вовсе и не хочет быть Опустошителем. Его завораживали простые люди – то, как они жили, вещи, которыми они владели и пользовались. Он хотел быть похожим на них. Но сказать это в лицо Мэйтланду было куда сложнее, чем представлять подобное, лёжа в постели.
Взгляд серых глаз Мэйтланда ожесточился.
Джонс отвёл глаза. Всё, что от него требовалось, – толкнуть дверь и точно выстрелить из рогатки. «Однако после этого стать нормальным было бы невозможно». Другие мысли тоже не давали Джонсу покоя. «Аркелл был добр к нему, когда он приходил к нему в магазин. Этот человек предлагал ему конфеты из банок. Он внимательно слушал мальчика, словно его друг».
Ужасную тишину нарушил хруст шин по гравию. Свет прокрался по извилистой дорожке, образовав яркую полосу на заборе рядом с ней.
Мэйтланд резко втянул Джонса в тень, на тропинку за домом. Целая череда мыслей пронеслась в голове мальчика. «Люди, которые здесь живут, возвращаются домой… Аркелл забеспокоится… он уйдёт… потому что нет смысла светиться, если этот сад – его секретное место для купания в лунном свете». Джонс почувствовал, как гора упала с плеч, когда осознал, что этой ночью ему не придётся совершить первое убийство. А это означало, что инициации тоже завтра не будет.
Когда Мэйтланд заглянул за угол дома и тихонько выругался, Джонс тоже решил выглянуть. Душа его ушла в пятки. Не было никакой машины. Девочка примерно его возраста неуклюже ехала на велосипеде по мягкой мощёной дороге, освещённой единственным фонарём. А потом, чтобы себя подбодрить, она начала дрожащим голосом насвистывать песенку, заставив Мэйтланда выругаться ещё громче.
Несколько секунд спустя соломенная крыша над головами Джонса и Мэйтланда скрипнула, словно на неё что-то приземлилось. Они услышали глухое рычание. Шаги застучали по крыше домика.