Самое невероятное, что мы оба были еще полностью одеты, но тело уже горело так, что каждое, даже мимолетное прикосновение отзывалось острым, как чье-то лезвие, удовольствием.
Почти не соображая от возбуждения, я одной рукой обняла Микаэля за шею, а другая рука, совершенно помимо моего сознания, скользнула к его ширинке и погладила натянутую от напряжения ткань.
- Ирррина, - тихий рык отдался вибрацией где-то в позвоночнике, но он тут же сменился лёгким смехом. - Ладно, уговорила…сегодня никакой теории, всё «по старинке».
- Хм, - это мой такой довольный смешок был? Хищный такой?! - Не-ет уж… ты сам это начал! - и снова погладила, безошибочно находя дрожащую от возбуждения плоть под плотной джинсой. - Теперь только та-ак! - И сама качнулась на его бедре, вскрикнув от наслаждения.
- Женщина… - выдохнули мне в шею, но поддержали мое движение. - Ты сама не знаешь, чего хочешь…
- Знаю. Тебя! - я легонько прикусила Мика за мочку уха, чутко ловя его стон и впитывая его всем существом.
Микаэль уже окончательно подчинился моему требовательному ритму, двигаясь навстречу и моим пальцам, и моим бедрам, а его рука прямо через футболку нащупала мою грудь и легонько сжала, лаская и поддразнивая.
Через несколько минут такого безобразия снежным комом нараставшее возбуждение стало совершенно непереносимым и наконец выплеснулось огненной лавой, затопило с головой, растворило в себе… я не выдержала и закричала в голос, смутно понимая, что кричу не одна и с этой вершины падаю тоже не одна.
- С ума сойти… - прошептала я миллион лет спустя, когда удалось немного отдышаться. - Такого со мной еще не бывало…
- Уху,- красноречиво подтвердил бессильно раскинувшийся на мне мужчина. - Повторим?
- А может, разденемся для разнообразия? - хихикнула я и потянулась за поцелуем.
- Ну разве что для разнообразия… - ааа, эта хитровато-сумасшедшая улыбка из-под растрепавшейся шевелюры снова заставила меня чуть ли не умирать от восторга, а проворно нырнувшие под футболку руки… если я умру уже завтра - все равно не жаль!
5. Часть 5
Я лежала, свернувшись калачиком и уткнувшись носом в мужское плечо, и смотрела, как за окном в синих питерских сумерках знакомая ворона играет с фантиком от чупа-чупса. Птица то подбрасывала пеструю, блестящую бумажку в воздух, чтобы поймать с радостным карканьем, то вдруг начинала яростно утрамбовывать хрусткую добычу в малюсенькую трещину на озябшей липовой ветке… Вороне было хорошо с ее разноцветным счастьем.