– Борис Игоревич, – спросил я, – общаясь с вами, складывается ощущение, что вы достаточно умный человек. Кем вы были там, на Земле?
– Спасибо за лестные слова, – усмехнулся Мельников. – А кем был… сложный вопрос. Был мужем, отцом, дедом, человеком в конце конов.
– Ну вы же поняли вопрос.
– Если ты про профессию, то когда-то я был научным сотрудником одного института, и немного преподавал. Затем Союз развалился, никому мы стали не нужны, и начались мои мытарства. Кем я только не работал – даже фруктами на рынке торговал. Помню, начальник у меня был из Армении, Варданом звали, суровый мужчина, но платил исправно.
– Нелегко пришлось?
– Нелегко пришлось, когда жена заболела, – тяжело вздохнул Мельников, – но то дела далеких дней, сейчас я уже десять лет как на пенсии. Внуков нянчил пока не выросли, огород опять же.
– По вам не скажешь.
– Ну так выслуга, я на пять лет раньше, чем все остальные вышел. Один плюс от работы в институте.
– Что думаете о нашей ситуации? Я сколько не прокручиваю произошедшее в голове, но выхода особого не вижу.
– Знаешь, Максим, есть у меня соображения, что все это, -Мельников обвел рукой деревню, – искусственное, как и мы сами.
– Что вы имеете ввиду?
– Ты в себе никаких изменений не чувствуешь?
– Да не особо, – я попытался прислушаться к собственному телу, но действительно ничего нового не заметил.
– Молодость – великий дар не замечать того, как стареет твое тело. Когда тебе двадцать, пусть даже тридцать, то такие мелочи как хрустящие колени или боли в спине обходят стороной, а я уже сполна испытал на себе все прелести старчества, но вот что я тебе скажу. С самого утра, как очнулся, я не чувствую болей ни в спине, ни в сердце. Мало того, так еще и подвижность к конечностям вернулась. Максим, я помолодел лет на двадцать, хотя выгляжу также, как и вчера.
– Все равно не понимаю. У вас улучшилось самочувствие и поэтому вы считаете, что все здесь – ненастоящее.
– Немного не так. Настоящее, но искусственное. Это не мое тело я за шестьдесят пять лет слишком хорошо его изучил, чтобы ошибаться.
– Может и так, почему нет, – пожал я плечами, – однако Федос верно подметил, боль, это тело чувствует вполне реальную.
– И не поспоришь, – усмехнулся Мельников. – В этом человеке скрыт талант естествоиспытателя, жаль направлен он в сторону разрушения. Не говори о моих размышлениях никому, пожалуйста. Практической пользы эти наблюдения не несут, а смятения в умы добавят.