Я ожидал е с большим нетерпеньем и волнением. Ведь я не видел ее более десяти лет, не мог представить себе ее – какой она стала. Спрашивал себя – Располнела – или осталась прежней? Весела ли и задорна, или угасла? – Наконец звенит звонок, и я вижу ее. Вижу ее в улыбке. Обнимаемся, но только щека к щеке. Поцеловаться оказалось не под силу, словно оба сговорились. После вечернего застолья она хотела тепла и нежности, и я готов был дать. Но ей было все мало, и она шептала:
–– Слава, нежней, нежней, – Я же не считал себя грубым мужланом, но нежности ей наверно хотелось от всей жизни, как и мне, всегда ее не хватало, а разве она могла ее дать ей, и мне, а от меня передать ей. У нее были и мать, и отец, но все равно не хватало ее душе еще чего-то. Может быть думала, что меня, что найдет «то», чего не хватало, со мной, помня о прежней нашей любви. Но, наверно, нет. Если бы нашла, то не просила бы о нежности.
В другой раз услышал в трубке ее грустный голос и просьбу приехать. И, конечно, согласился и пригласил. В один день она приехала. Вошла тихая, с поникшей головой, без прежней улыбки.
––Я пришла к тебе с просьбой.
Я улыбнулся и неопределенно ответил:
––Как отказать, если Куколка просит.
––Не отшучивайся, все очень серьезно.
––Хорошо, расскажи, что с тобой.
И вдруг, как гром с ясного неба, она сообщает:
––Я беременна. Но я не хочу, чтобы он знал о ребенке.
––Что-то загадочное, –мелькнуло в моей голове. – Но почему она решила рассказать об этом мне? Возможно, помня о нашем прежнем, решила довериться мне и попросит совета.
В продолжении, она склонила голову, упершись подбородком чуть ли не в грудь. Потом, видимо собравшись с духом, подняла голову и с отчаянье в лице сказала:
––У нас все сложно, он не подходит для меня быть отцом ребенка, я хочу порвать с ним. Но мама! Мне ее жалко, когда она узнает, что у ребенка нет отца.
В течение ее монолога я представлял себе коромысло весов, на одну чашу которого накладывают и накладываю грузы, вторая все задирается и задирается. Но чем же будет уравновешена, и будет ли? И наконец она продолжила:
––Учти, что ты ведь обещал мне помочь. И я решила просить тебя назваться отцом.
Немногим более пары десятилетий моей жизни дали мне некоторый опыт оценивать ситуации и соответственно держаться – иногда невозмутимо, иногда быстро и горячо реагируя. Здесь же я оказался в полом недоумении и не мог представить себе, как быть и как ей ответить. К тому же примешивалось ее наивное напоминание об обещании помочь. Тут я внутренне, как говорится, завертелся словно флюгер на ветру и ответил: