Чего Кэти хотела в данный момент, объяснить сложно. Она хотела три или четыре дома, чтобы можно было между ними переезжать. Счастливее всего она была в странствиях, как заводная игрушка, и еще счастливее, когда распаковывала чемодан или бронировала билет на поезд. Ей нравилось въезжать и обживаться, и еще нравилось захлопывать дверь со щелчком. Разумеется, она хотела написать еще одну книгу, и умудриться сделать так, чтобы у нее не было определенного места действия. Например, внутри человеческого тела или на мертвых окраинах города. Она была жительницей Нью-Йорка, в Европе ей не место, уж точно не в сыром саду в Англии. Ее нервировали сорняки, она боялась мотыльков и плесени. Ей нравились ящерицы, не столько шустрыми лапками, сколько тем, что они абсолютно сухие. Кэти нравилась сухость, раньше она вечно жила в положении просящего, но теперь, когда в ее жизни всё в кои-то веки устроилось, она обрела необычайный талант к сдержанности и наконец стала, как те мужчины, за которыми она гонялась по Берлину, Лондону, Сан-Диего. По молодости, в 1990-е, она чуть что – сразу рыдала и увечила себя, ей нравилось чувствовать себя до крайности жалкой, но теперь она высохла, стала холодной, коричневой и плоской, как выброшенный тост, не возбуждающей аппетит, не желанной, но для кого-то годной в пищу, хотя бы для голубя.
В том ли дело, что она старела? Кэти волновал ее возраст, раньше она не осознавала, что молодость – не перманентное состояние, что она не всегда будет милой, безнадежной и достойной снисхождения. Она не была глупой – просто жадной: она хотела, чтобы всё было в первый раз. Ее передергивало при мысли о людях, которыми она населила свою молодость. Сколько она упустила роскоши, сколько утонченности, зачем она только стриглась под горшок и носила комбинезоны, минуты проходили, она никак не могла ухватиться за время мертвой хваткой. Теперь она узнала толк, но состарилась; теперь она в самом соку, но и в морщинах. У меня изящная жизнь (изящнее моей вагины), написала она своему бойфренду не так давно. Я сделала одиннадцать абортов, сказала она кому-то еще, хотя это была неправда. Кэти всегда врала, она начала врать, еще будучи маленькой девочкой с некрасивыми рыжими волосами. Когда у нее начали выпадать волосы из-за стресса от жизни с матерью, она сказала одноклассницам, что их съел кролик. В школе у них была игровая площадка, где они пытались загипнотизировать сами себя и поднять кого-нибудь одними мизинцами. Девочка, которую должны были поднять, ложилась плашмя на землю, и остальные изо всех сил давили на нее сверху. После этого поднять ее не составляло труда. Невесомость – еще одно эксклюзивное свойство детства. Потом ты начинаешь лязгать, как связка консервных банок, прицепленных к машине.