Пустое.
* * *
Охотника, пробиравшегося сквозь чащу, звали Мизгирь. Впрочем, он скорее был разбойником, нежели охотником: не гнушался остановить на дороге какого-нибудь купца и вытряхнуть у того из-за пазухи кошель с серебром.
Мизгирь и выглядел как тать – высокий, плечистый, темноволосый и смуглый, с хищной ухмылкой и серыми глазами, всегда прищуренными, словно от сильного ветра, отчего в углах этих глаз рано появились морщинки.
Норов у него был весёлый, жестокий и наглый.
В мире, где он родился, но покинул не по своей воле и потом начисто о нём забыл, таких, как он, называли словом «мерген» – стрелок.
Мир этот агонизировал вот уже много лет, о чём Мизгирь тоже не подозревал. Единственное, что осталось у него из забытой им жизни – старинный револьвер с серебряной рукоятью. Оружие его гильдии, его клана. Он не помнил, откуда тот взялся, но дорожил им, как не дорожил ничем другим из раздобытого или нажитого добра. Под нос очередному толстосуму сунуть его случалось, но вот в дело Мизгирь оружие свое пускать не спешил. Чуял, что опоганит его этим, потому и берег.
К затерянной в глухом лесу таинственной башне он шёл долго. Люди болтали о ней всякое, и ему стало любопытно. Говорили, что попасть туда невозможно, потому что там-де нет входа. А стены слишком высокие и гладкие, чтобы по ним взобраться. С виду башня казалась заброшенной, но кто-то нет-нет, да и подмечал издали отблески света в её единственном окошке-бойнице наверху. Как такое могло быть?
Ни тропинок, ни дорог сюда не вело. По дремучей чащобе пришлось поплутать изрядно. Мизгирь пробирался через валежник, через колючие заросли сарсапарели, вконец изодрав и штаны и даже кожаную куртку, сам весь исцарапался. Но такой уж он был: если что втемяшится в голову – ни за что не отступит.
И вот наконец вышел к башне, остановился, машинально отирая кровь со ссаженной щеки. Запрокинул голову – и присвистнул: «Высоко, чёрт!»
И кто ж ее такую сложил здесь? Для каких целей? Вокруг – лишь заросли густого терновника. И могучее каменное тулово вздымалось из этих кущей под самые небеса. Гладко обтесанные розоватые валуны были пригнаны друг к другу так плотно, что даже лезвие ножа меж ними ними не всунешь.
«И порода не местная» – прикидывал про себя Мизгирь. «Здесь все больше песчаник-трескун по горам попадается, а он рыхлый и ломкий, слоистый» – он приложил ладонь к прокаленному солнцем камню – и ощутил едва уловимую дрожь, идущую изнутри. Так гудит осиный улей, скрытый в стволе дерева. Тревожно.