Когда они подъехали к Наташиному дому, Леша очаровался девушкой окончательно. И не хотел с ней расставаться.
– Давай, провожу тебя до квартиры, – предложил он, – а то район у вас, прямо скажем, не очень благополучный, вдруг в подъезде шваль какая-то тусуется…
– Тусуется, конечно, но я всю эту шваль знаю. Выросли вместе. Так что не стоит беспокоиться.
– И все же я настаиваю.
– Хорошо, – покладисто согласилась Наташа. – Если тебе так будет спокойнее, пошли.
И они пошли. В подъезде, как и предполагал Леша, «зависла» лихая компания. Но Наташу они встретили приветливо. Поздоровались, улыбнулись, а один из кодлы предупредил: «Папашка твой дома. Бухой в хламину!» Услышав это, Наташа поникла. Уголки ее рта опустились, спина ссутулилась. Тяжко вздохнув, она сказала Леше: «Ты не провожай меня до двери. Если папа увидит тебя, то устроит мне разнос!»
Но было поздно. Наташин отец, видимо, услышав ее голос, распахнул дверь и вывалился на лестничную клетку. На нем были дырявые семейные трусы, вытянутая майка. От мужика воняло перегаром и мочой, наверняка в пьяном состоянии он ходил под себя. Сфокусировав свой мутный взгляд на Наташе, алкаш прохрипел:
– Что, потаскуха, нашлялась? В доме жрать нечего, а она с кобелями таскается…
– Папа, замолчи! – взмолилась Наташа. – И пойдем в дом.
– Я пойду! А ты в ларек побежишь. Купишь пожрать и выпить.
– Но продукты я только сегодня покупала… Или ты опять дружков приводил и вы все сожрали?
– Ты как с отцом разговариваешь? – взревел мужик и замахнулся.
Тут Леша решил вмешаться. Он сразу, как только Наташин отец обозвал ее «потаскухой», собирался это сделать, даже шагнул вперед, но девушка придержала его за руку. И Назаров замер. Желание женщины закон. Если она не хочет, чтобы за нее вступались, так тому и быть. Вот только когда на даму руку поднимают, он не мог оставаться сторонним наблюдателем.
– Придержи лапы, – проговорил он, перехватив руку Наташиного отца.
– Че-е-е-е? – взревел тот, насупив седые брови. – Че ты сказал, тля?
Леша не стал повторять, просто вывернул мужику кисть и чуть надавил на нее.
– Че творишь, гад? – зашипел тот. В полный голос говорить не мог из-за боли.
Назаров склонился к уху пьяницы и тихо, чтобы не услышала Наташа, предупредил, что если тот вздумает обращаться с дочерью по-скотски, то ему мало не покажется. В голосе Алексея было столько скрытой угрозы, что раздухарившийся пьяница мигом понял, что с ним не шутят: