Внутреннее убранство, как и внешнее, отдавало цыганщиной, все в
золоте и дорогой мебели, подобранной настолько безвкусно, что от
пестроты вытекали глаза. Когда мы уселись, я не стал тянуть кота за
сфинкса, прямо вывалил цель визита.
— Мано, говорят твои опять «хмурым» барыжат, — взгляд холодный,
исподлобья, все как нужно, чтобы напугать человека. Однако на него
это не подействовало.
— Тебе-то что? Гаджо, хочешь гонять шпану, играя в героя, дело
твое. Но не лезь к цыганам. Беда будет.
Барон чересчур самоуверен, хотя знает, кто я такой. В прошлый
раз он жидко обгадился, смотря разбитой мордой на то, как горит его
точка по сбыту черняжки. Откуда такая самоуверенность, он ведь тоже
стал носителем интерфейса, а значит видит разницу в наших уровнях.
Или не видит?
— Не понял, — произношу любимую фразу гопников.
Мано явно чувствует за собой силу и не прочь понтануться. Как
главный злодей в забугорных боевиках. Благо хоть Пуговка молчит и
не вываливает козыри.
— Что ты не понял, ЗИЛ? — он поднимает левую половину своей
моноброви.
— Откуда такая самоуверенность? — кошу под «по пояс
деревянного», делая вид, что не в курсе про его статус игрока.
— Оттуда, —он раздвигает губы, обнажая клыки.
Они не как в фильмах для дам, с ванильными кровососами, от
которых у пубертатных девочек возникает влажность в промежности.
Тонкие костяные иглы вылезли из десен, образовав вместо золотых
зубов белый частокол. Интересно, а цыгане додумаются менять и эти
зубы на золотые? По их понятиям это вроде должно быть
престижно!
От увиденного меня реально пробирает до дрожи. Жирный вампир в
рубашке, промокшей от пота — стремное зрелище.
— Так ты из этих, — вжимаюсь в кресло, делая вид, что мне
страшно.
— Все поменялось, ЗИЛ, — скалится он, довольный произведенным
эффектом, — так что зря ты пришел в мой дом как хозяин!
Поправляю ворот майки, будто мне не по себе.
— Ты же православный, — киваю на распятие на его пузе, размерами
едва ли не больше креста на главной церкви города. — Разве убийство
— это по-христиански?
Демоны внутри меня ликуют от спектакля. И я вместе с ними. Нам
скучно смотреть на страх в глазах будущих жертв, гораздо интереснее
видеть, как меняется их лицо, когда они не понимают, что являются
жертвами в этой охоте.
— Не совсем по-христиански. Но я же цыган! — он улыбается и
целует свой крест. — У нас индульгенция на все грехи от самого
Бога! Знаешь, за что?