- Ри…
Она склонилась над ним и, с трудом шевеля онемелыми губами,
сказала:
- Не разговаривай, тебе надо отлежаться.
Её слова как будто запустили в нём что-то. Какой-то моторчик.
Артём весь пришёл в движение, пытаясь встать. Она безразлично
подумала, что, произойди такое в больнице, он бы сейчас до упора
лежал, опутанный каким-нибудь проводами и датчиками, а врачи
смотрели на него, как на чудо. А может, и не смотрели бы… В любом
случае, сейчас он пока ещё вяло извивается в попытках встать.
Пришлось убрать ладони с головы, которой он недовольно мотал,
помочь ему сесть и самой сесть так, чтобы спиной он мог опираться
на неё. Потом, после нескольких приёмов и попыток, он поднялся
сам.
Рита помогла ему дойти до топчана и усадила его.
И будто начала сама просыпаться – после первой же его реплики,
едва он сел.
- Есть хочу.
Мало того что он выговорил это совершенно ненасытно, даже
плотоядно, будто не ел как минимум несколько дней, так ещё и
сглотнул так громко, что Шорох насторожился. Рита перехватила
взгляд Артёма на разложенные на салфетке бутерброды – из
«столовского» мяса с лепёшками. Последние из прихваченных.
- Артём, разве после отравления можно есть? – осторожно спросила
она, прицениваясь к его губам, которые уже не выглядели мёртвыми, а
наполнялись нормальным розоватым цветом.
- Я не знаю, что можно, а что – нельзя, но у меня ощущение, что
живот прилип к рёбрам. – Он умоляюще всмотрелся в её глаза. –
Ритка, я съем, а?
- Сначала рот промой, - угрюмо напомнила ему девушка. – Или хоть
сполосни.
Он не ел, а жрал – и понимал это сам, потому что неожиданно
боязливо поднимал иногда глаза на девушку, но продолжал принимать
из её рук уже не только бутерброды – и судорожно и давясь ел, ел,
ел. Лишь однажды чуть не зарычал:
- Да что ж это?! Я не понимаю! Мне этого мало! Мало!
Рита, только было настроенная на мысль: «За что же его
отравили?», даже вздрогнула от этого странного вопля, раздражённого
и злого.
- Артём! – позвала она. – Ешь, сколько надо, пока сытости не
почувствуешь. Держи! – Она протянула ему кусок сала и
собственноручно выпеченные ещё дома и специально для путешествия
подсушенные лепёшки. Да ещё напомнила: – Кувшин здесь же. Запивай.
А то у тебя всё сухомятка.
Едва она вытащила всё и выставила перед ним, его лицо
разгладилось, и он снова набросился на еду. Сначала, наблюдая за
ним, она обескураженно думала, не яд ли Челесты действует таким
образом. Потом пожала плечами: это совершенно невозможно! Она точно
помнила, что после того как человек оклемается от яда или вообще от
любого пищевого отравления, он есть не то что не может – не хочет.
Ему противно. Его тошнит. А Артём… А вдруг всё, что он съест… А
вдруг его вывернет? Одно сало чего стоит – жирное! Но парень ел и
ел – и ведь продукты довольно-таки калорийные. Рита брала их в
расчёте, что они не сразу найдут пристанище, так что можно будет
всё это есть небольшими порциями. И тогда их хватит надолго.