– До свиданья, доктор Фарадей. Я очень рада, что нашлась эта фотография. Смотрите на нее и вспоминайте нас, ладно?
– Обещаю.
Коридорный сумрак заставил меня сощуриться. Следом за Родериком я свернул направо, миновал несколько закрытых комнат, но вскоре коридор стал светлее и шире, и мы вышли в вестибюль.
Я замедлил шаг и огляделся – прихожая была великолепна. Пол, в шахматном порядке выложенный розовым и кроваво-красным мрамором, своим отблеском окрашивал в багрянец светлые деревянные панели стен. Но главной здесь была лестница красного дерева: отполированные перила змеились единой непрерывной линией в изящной угловатой спирали, которая поднималась на два этажа, образуя лестничный колодец в пятнадцать футов шириной и шестьдесят высотой, освещенный прохладным мягким светом из матового купола крыши. Я застыл, глядя вверх.
– Впечатляет, да? – сказал Родерик. – В затемнение ох и намучились мы с этим куполом.
Он потянул большую парадную дверь. Разбухшая и покоробившаяся створка с жутким скрежетом проехала по мраморному полу. На крыльце нас окатило жаркой волной.
– Черт, так и парит, – поморщился Родерик. – А вам еще ехать, не завидую… Что у вас за машина? «Руби». Как она вам?
Базовая модель «остина» ничем примечательным похвастать не могла, но, угадав в Родерике заядлого автомобилиста, я продемонстрировал ему свою малышку и даже открыл капот, чтобы он посмотрел, как установлен двигатель.
– Сельские дороги – сущее наказание, – сказал я, захлопывая крышку.
– Да уж. Приходится много ездить?
– В легкий день – пятнадцать-двадцать вызовов, в тяжелый – свыше тридцати. В основном колесишь по округе, но еще есть парочка приватных пациентов в Банбери.
– Вы занятой человек.
– Иногда чересчур занятой.
– Да, сыпи и порезы… Ох, чуть не забыл! – Родерик полез в карман. – Сколько я вам должен за визит?
Памятуя о щедром подарке миссис Айрес, я хотел отказаться от денег, но он был неуступчив, и тогда я сказал, что пришлю счет.
– Послушайте, на вашем месте я бы брал, пока дают, – засмеялся Родерик. – Сколько обычно вы берете? Четыре шиллинга, больше? Ну же, говорите! Мы еще обходимся без благотворительности.
Я нехотя согласился на четыре шиллинга – за осмотр и микстуру. Родерик достал горсть мелочи и отсчитал мой гонорар. Ссыпая мне в ладонь нагретые в кармане монетки, он неловко переступил и сморщился, видимо опять потревожив искалеченную ногу. Я чуть было не сунулся с советом, но сдержался, не желая его смущать. Родерик сложил руки на груди – мол, все в порядке – и вяло махнул мне, когда я сел в машину и тронулся с места. В зеркало я видел, как он мучительно взобрался на крыльцо, а затем исчез в темной утробе дома.