– Ерунда! Все хотят одного: чтобы он знал свое дело. А ты – бесспорный дока. Вот только чересчур въедливый. У тебя слишком много времени для самоедства. Женись, и все пройдет.
– Ну да! – рассмеялся я. – Себя-то еле содержу, какие там жена и дети!
Все это Грэм уже слышал, но терпеливо дал мне побурчать. Анна принесла нам кофе, и мы проговорили почти до одиннадцати. Я бы охотно еще посидел, однако распрощался, понимая, что супругам редко удается побыть вдвоем. До моего дома на другом краю поселка было всего десять минут ходу, но вечер стоял теплый и тихий, и я неспешно побрел кружным путем, остановившись лишь для того, чтобы закурить, скинуть пиджак и ослабить галстук.
Первый этаж моего дома занимали кабинет, смотровая и приемная; кухня с гостиной расположились этажом выше, а спальне досталась мансарда. Я не лукавил, сказав Каролине, что дом весьма прост. Мне вечно не хватало времени и денег, чтобы его подновить, а потому со дня моего поселения он не претерпел никаких изменений: все те же унылые горчичные стены, крашеные «в гребенку», все та же тесная неудобная кухня. Приходящая домработница миссис Раш убирала в комнатах и готовила еду. Почти все свободное время я проводил внизу – готовил микстуры, читал и писал. Нынче я сразу прошел в кабинет – глянуть план на завтра и собрать саквояж – и лишь тогда вспомнил о фотографии, подаренной миссис Айрес. Сдернув оберточную бумагу, я всмотрелся в группу на лужайке. Личность светловолосой няньки по-прежнему вызывала сомнения, и я поднялся наверх, чтобы сравнить снимок с другими фотографиями. Из шкафа в спальне я достал старую жестяную коробку из-под печенья, набитую всякими бумагами и семейными реликвиями, которые собрали родители, отнес ее на кровать и стал просматривать содержимое.
В коробку я не заглядывал очень давно и уже забыл, что в ней находится. Как ни странно, многие чудные вещицы были связаны со мной: метрика, извещение о крестинах; в порыжелом конверте лежали два молочных зуба и локон младенческих волос, невероятно мягких и светлых. Колючая мешанина скаутских и спортивных значков, школьные табели и похвальные грамоты. Бумаги были собраны вперемежку: за порванной газетной вырезкой, извещавшей о моем окончании мединститута, шло письмо школьного директора, где он «горячо рекомендовал» меня на стипендию. К своему изумлению, я нашел ту самую памятную медаль, которую в День империи вручила мне юная миссис Айрес. Аккуратно обернутая салфеткой, она тяжело шлепнулась в мою ладонь: цветная лента ничуть не засалилась, бронза лишь слегка потускнела.