. Поняв это, оценить пятнадцати-двадцатиметровый подъём по почти отвесной скале и, найдя единственную возможность, подтянуться до первого уступа, прильнуть к равнодушному камню и оторваться от земли. Но это ещё не всё. До момента истины три-четыре метра подъёма. Они проходят на азарте и на особенностях подножья. Но вот где-то там, когда понимаешь, что ноги – это уже не просто условие твоего равновесия, а странный инструмент выживания… Что угол наклона скалы иногда становится отрицательным, а продолжение пути невозможно, потому что ты просто
не видишь следующей надёжной опоры… Вот теперь! Теперь пришла пора ощутить всю полноту, с которой скале на тебя наплевать. Ей всё равно – «оседлаешь» ты её пик или будешь валяться там, внизу, на осыпи осколков древнего, как окаменевшие раковины моллюсков, гранита. Ни вода, ни ветер. Ничто, созданное Богом на этой планете, не останется столь равнодушно-безответным к тебе. Решай…
(… – Сделай, пожалуйста, так, чтобы я знала, где ты и что!
– Мам, я вон на той горке была. Ты меня даже из посёлка могла видеть…
– Пропадаешь целыми днями чёрт знает где. Дима, вон, обижается…
– Ничего он не обижается, что ты выдумываешь!
– Ничего не выдумываю. Вчера весь день спрашивал и глазами всё по сторонам косил…
– Мам, он маленький.
– А ты у нас, что ли, старуха древняя уже?
– Я, может, и не взрослая. Но он – точно маленький.
– Всё, отстань от старухи, – смеясь, вмешивается отец. – Они к своим годам, знаешь, какие вредные становятся – не переспоришь.
– Короче, ты поняла? Чтобы я знала.
– Ладно-ладно.
– Не «ладно-ладно»!
– Всё! Поняла.
– Мы в Новый Свет завтра. ВСЕ ВМЕСТЕ!
– Мам, я не хочу…
– И Дима тоже…
– Что ты пристала ко мне со своим Димой?!
– Я тебе сейчас пристану! Хамка!
– Всё! Не трогай её. Пусть остаётся, – отец, хоть и защищает, но в тоне проскакивают нотки обиды. – Вовка тоже не едет – приглядит, если что.
– Ага. За ним бы кто приглядел!
– Не начинай…)
За первую неделю все окрестные скалы, подозрительные осыпи и расщелины были обследованы с дотошностью Паганеля, рассудительностью капитана Гранта и одержимостью его детей. Море не ревновало. Такое спокойное и ласковое, в эти дни оно мерцало издалека уютом своей безграничности. Как добрая тётушка после положенного застолья, прислонившись к плетню, одними глазами провожает любимого племянника в армию.