И снег от солнца разомлел…
А я опять, опять не знаю,
Как жить на обжитой земле.
Опять я где-то у истока
Размытых мартовских дорог,
Чтоб здесь, не подводя итога,
Начать сначала, – вот итог.
Теплом опутана, как тиной,
Живу и жмурюсь на свету,
И пух июньский тополиный
Ловлю ладонью на лету,
И речки медленную нитку
Лениво тереблю веслом,
И погибаю от избытка
Тиши и трав на дне лесном,
И сини, и лугов, и пуха,
И бликов на речном песке,
И жду осеннюю разруху,
Чтоб лист висел на волоске.
Чередуя чёт и нечет,
День за днём уходит год.
И ложится нам на плечи
Сероватый небосвод.
Вот он, мир наш без иллюзий,
Как изжитая судьба, —
От дождя рябые лужи
Да деревьев голытьба.
Был он жёлтым, будет белым,
Как падут снега на грудь.
Я люблю – пропахший прелым,
Оголившийся, как суть.
В Москве стоит сентябрь с ветрами.
Москву от листьев чистят, чистят.
На Вашей на оконной раме
Дрожит, прильнув, залётный листик.
…Ну, что же, что же Вы пропали?
Вы, верно, задержались где-то.
И, может, нынче на вокзале
Вы покупаете билеты…
Вы где-то есть. И скоро, скоро
Мелькнёт знакомая беретка…
Наверно, это – малый город,
И поезда оттуда – редко.
Над сараем белые голуби —
Всё, что белого у зимы,
Я взяла бы у них взаймы
Белых перьев для леса голого.
И Голутвинским, Мытной, Лиховым,
О делах забыв, о речах,
В лес да в поле перо это тихое
Унесла б на своих плечах.