– Почему тот тип уставился на тебя? – поинтересовался я.
– А это и есть Якоб. Видимо, он рассчитывает на восстановление с ним связи, но такого не произойдет. С того света не возвращаются.
Мне стало неловко перед нашим бывшим агентом, и я предложил закончить ужин в «Баварском дворе», где, по слухам, сегодня подавали не пошлые боквурсты, а жареные колбаски-кнакеры. Мы ушли из подвальчика, и вскоре я надолго позабыл о Якобе.
Случилось так, что через много лет мне пришлось снова отправиться в Германию. На этот раз я возглавил небольшую резидентуру. Ту самую, в которой начинал опером.
Снова стояло жаркое лето. Снова цвели акации. Только трофейные вентиляторы были заменены новыми, малогабаритными, жужжавшими тихонько, как пчелки, нагруженные медом. И снова раздался телефонный звонок, без которого этот рассказ не имел бы ни конца, ни смысла. Звонил сотрудник гэдээровской контрразведки Шумахер.
– Послушай, – сказал он после обмена приветствиями. – Тут к нам явился какой-то подозрительный тип асоциального вида. От него разит мочой и водкой. Тем не менее он настырно требует, чтобы его срочно связали с кем-нибудь из советских разведчиков. На всякий случай мы посадили его в каталажку. Если он тебе интересен, приезжай.
– Сейчас буду, – ответил я, доставая из кармана ключи от машины.
В приемной следственного изолятора мне указали на пожилого, неряшливо одетого мужчину с лицом, заросшим рыжей щетиной, и мутными глазами неопределенного цвета. От него действительно нехорошо пахло.
– Рот фронт, геноссе! – радостно воскликнул он, завидя меня.
– Рот фронт! – неуверенно ответил я. – В чем дело?
Субъект заговорщически подмигнул мне и вытащил откуда-то из-за пазухи грязный измятый конверт.
– Что это? – спросил я, брезгливо взяв письмо двумя пальцами.
– Когда-то твой коллега Ойген говорил, что, если в мой почтовый ящик будет опущена какая-нибудь корреспонденция из-за рубежа, я должен немедленно передать ее оперработнику.
На конверте стоял штемпель далекой азиатской страны, отношения с которой у нас были традиционно недружественными.
– Вы с нами сотрудничали? – спросил я.
– Да.
– Ваш псевдоним?
– Якоб. Я тебя помню. Ты пил с Ойгеном пиво в «Крышке от гроба». Твой приятель обошелся со мной как свинья. Но я выше личных обид. Для меня долг и честь кое-что значат.