– Я думаю, что вы правы… Княжна только испугана…
– Он всегда прав… – заметил князь.
– Но как это случилось? Расскажите… Садитесь…
Эрнестина Ивановна присела на другой конец дивана и начала свой доклад.
Она не утаила того, что отвезла княжну к Баратовой и, узнав, что княжна Александра дома, а следовательно, княжна Варвара не рискует остаться с женихом наедине, отправилась по своим делам. Когда же она вернулась, то все было окончено.
Затем m-lle Лагранж передала, что слышала от обоих княжон, бывших в кабинете, когда уже князь лежал мертвый, а портрет княжны Варвары, который он хотел нести в гостиную, валялся на ковре.
Не скрыла Эрнестина Ивановна даже выговора, который она сделала княжне в карете. Это последнее обстоятельство вызвало на толстых, чувственных губах Сигизмунда Нарцисовича чуть заметную улыбку.
Князь же не обратил на него внимания, весь поглощенный главными подробностями рассказа старухи француженки.
– С чего же это он так вдруг… И не был болен?
– Княжна говорит, что он выглядел совершенно здоровым, весело болтал с нею о последнем бале и, вызвавшись показать ее портрет, который он отдавал отделывать в рамку, ушел из гостиной, чтобы больше не возвращаться…
– Боже, боже, как это все странно! – прошептал князь Иван Андреевич.
– А по-моему, ничего нет странного. Известно, какую жизнь вел в юности князь Баратов… Если жечь свечку с обоих концов, то она сгорит скоро… Князь несколько раз жаловался мне на общее недомогание и припадки грудных спазм. Последние, вероятно, и были причиной его смерти, парализовав сердце.
Я несколько занимался медицинской наукой и с первого взгляда определил, что он недолговечен, но не хотел высказывать своего мрачного пророчества и омрачать им светлую перспективу, которую вы, ваше превосходительство, видели в замужестве вашей дочери с князем Баратовым.
Князь Иван Андреевич молчал и сидел с низко опущенной головой. Эрнестина Ивановна тихо вышла из кабинета.