«Хмырь меня тоже сильно подвел, – сказал он, глубоко вздохнув, – на восемь лет, падла, загремел». Он печально посмотрел в окно, а потом скорчил недовольную мину, какая бывает на лице, когда наступишь во что-то липкое и неприятное. «И ведь говорил же я тебе! – воскликнул он с отвращением, потрясая ладонью в воздухе, – ну не связывайся ты с малолетками!» Он сделал еще один патетический взмах, и ладонь обессиленно рухнула вниз. С этой гримасой он вдруг напоминал мне этакого нерадивого директора свинофермы, от которого разбежались все животные.
«Пердихана недавно встречаю, – продолжал он, пережевывая, – ты, говорю чем занимаешься? Лес, говорит, гружу. Ты представляешь? Я потом справки навел о нем. Он с утра в чащу леса, говорят, поглубже уходит и с деревьями разговаривает. Орет на них, деньги какие-то требует… Ты представляешь? Лес, говорит, гружу!» Он в исступлении мотал головой и опрокидывал стакан за стаканом. Я, как и положено человеку в моем положении, подливал ему водку, тем самым только подливая масла в огонь. Он пил и продолжал сыпать своими страшными историями о том, как он когда-то обложил налогом коммерческие ларьки, подмял под себя таксистов, скупил у армии все автоматы и пулеметы, а потом в одну ночь все проиграл в карты. «Я никогда ни под кого не прогибался, ни разу такого не было, – говорил он, постукивая себя кулаком в грудь, – люди чувствуют в тебе стержень и сами гнуться начинают».
Но самый жесткий стык, по его словам, был у него с его ближайшим другом, который когда-то был ему как брат. Размолвка произошла неожиданно. Кто-то из них – они уже точно не помнили кто – при встрече забыл поздороваться. «Вроде бы мелочь, – сказал он, показывая на свой мизинец, – а чего стоила! Слово за слово, и пошло-поехало». Они несколько раз разбирались, стрелялись и за глаза поносили друг друга, пока, в конце концов, он не поклялся при всех, что будет ходить по кладбищу и вытаскивать из могил предков своего бывшего подельника. Это не сошло ему с рук. «Вроде бы мелочь, – поздороваться забыл! – продолжал он сокрушаться. – Но сколько я таких забывчивых на кладбище видел. Этот то забыл, другой – это. Поэтому и камни там так и называются – памятники». Глядя на меня, он вдруг, как будто опомнившись, прервался, открыл бутылку тархуна, про которую мы совсем забыли, налил полный стакан и придвинул его ко мне. Он был прав, я уже успел накидаться. «Да… – протянул он оценивающе. – А я вижу, тебя тоже потрепало неслабо». Он окинул меня суровым взглядом снизу доверху. Поскольку внешний вид мой были чистым и ухоженным, я понял, что он на самом деле разглядывает мой внутренний мир.