– Какая тонкая, чувствительная натура, – сказала Мальвина Гансу вслед и с откровенной завистью посмотрела на меня.
– Да, это очень тонкая натура, – согласился я, провожая взглядом жирные складки затылка Ганса, мелькающего уже почти у самой стенки зала.
– Через час в Зеленом зале начнется игра. Приходите, прошу вас, – попросила Мальвина жалобно, и я кивнул с легким сердцем, лишь бы отделаться от этого утомительного существа.
– Ах, как хорошо, что вы согласились! – захлопала Мальвина в ладоши и вдруг, резко наклонившись ко мне, чмокнула в щечку.
Потом она тут же бросилась от меня бежать, жеманно виляя бедрами, а я рванул в другую сторону, к Гансу в спасительный полумрак.
Мой друг сидел на краешке огромного кожаного дивана, спрятавшись за высокими спинками стульев, и отчаянно сопел в обе ноздри, как свинья перед казнью.
Я, было, сел рядом, но Ганс тут же демонстративно отодвинулся.
– Ты куда меня привел, падла? – спросил он звонким шепотом.
– Ты чего, дурак? – спросил я, тоже раздражаясь. – Откуда я знал?
– Хрена ты мне тут заливаешь, сука, – злобно прошипел Ганс. – А то я не вижу, как ты тут со всеми балаболишь, как со старыми корешками.
Я оторопело посмотрел на Ганса, а он, распаляясь, заговорил в полный голос:
– И ведь в бане ты, падла, тоже не по-пацански себя ставишь. Как ни взгляну, ты там жопу мылишь! По полчаса мылишь, как будто шняга какая сзади присохла. Я еще полгода назад, помню, удивлялся, что за фраер такой чистоплотный к нашему взводу прибился. Теперь-то мне все понятно!..
К нам через весь зал прошла Мальвина, и я не стал ему отвечать. А Мальвина, пьяно качнувшись, спросила у Ганса:
– Я что забыл узнать, милые мои. А вы какими лубрикатами пользуетесь? В игре все свои приносят, но у меня на «Ив Роше» аллергия. Такие прыщи сразу вскакивают, жуть!
Я пожал плечами и, мстительно глядя на Ганса, громко сказал:
– Да он у нас по старинному рецепту любит, исключительно с вазелином.
– А-а, ну тогда ладно… – Мальвина тут же развернулась и торопливо направилась к барной стойке.
Ганс шумно выдохнул, встал и шагнул ко мне, сжав кулаки:
– Все, нах! Урою, сука!
– Охранник сказал, снаружи Акула сторожит, – напомнил я товарищу наше грустное положение, но на всякий случай отодвинулся от него еще дальше, усевшись теперь на другой стороне дивана.