– Конечно, его надо выдвигать, – подхватил Добрынин. – Бывает же так в жизни: человек вырос из своего костюма – и брючонки уже выше щиколотки поднялись и рукава коротки, а сам он этого не замечает – привык. Ну, а со стороны видно, что пора новый костюм готовить. Так и с Усманом. Я думаю, что не ошибемся. Подготовка у него хорошая – два курса вуза…
– Я тоже думаю, Федор Власович, что не ошибемся, – согласился Зарубин.
Ночью, после встречи Нового года, вновь поднялся разговор об организации типографии и выпуске подпольной газеты. Этот вопрос был предметом постоянных споров на каждом собрании. Особенно беспокоился по этому поводу секретарь окружкома Пушкарев. Он не мог смириться с мыслью, что отряд и подпольная организация города не в состоянии наладить выпуск газеты.
– Какие же мы партизаны и подпольщики! – с возмущением говорил он Зарубину, Добрынину и секретарю парторганизации – командиру взвода Бойко. – На своей земле, в своем городе не можем газету выпустить.
Спокойный, рассудительный Добрынин пытался доказать, что выпуск газеты – вещь не такая простая, как кажется.
– Одно дело – поставить задачу, а другое – осуществить ее.
– Ты, батенька мой, ерунду городишь, – кипятился Пушкарев. – Что это, невыполнимая задача, что ли? Мы, большевики, таких задач перед собой не ставим. Мы ставим такие, которые можно и нужно выполнить.
Добрынин умолкал. Он прекрасно понимал, как нужна газета, но отдавал себе отчет и в том, какие трудности надо преодолеть. Кроме Найденова, бывшего наборщика, сейчас работающего в городе с Беляком, у партизан никого, знающего типографское дело, не было. Да и у Найденова опыт в полиграфическом деле невелик, и он не может дать совета, что именно надо приобрести, с чего надо начать, чтобы сдвинуть с мертвой точки «типографскую проблему».
Добрынин и Бойко собирали командиров взводов, коммунистов, комсомольцев, поручали им побеседовать с народом и выявить всех, кто имел хотя бы какое-нибудь отношение к печатному делу. Но таких не оказалось.
Когда страсти немного успокоились, спор утих и все уже собирались ложиться спать, кто-то за дверями попросил разрешения войти.
– Можно! – громко сказал Зарубин.
Вошел Рузметов. Он был в шинели, накинутой на плечи.
Пушкарев вопросительно уставился на позднего гостя.
– Я по делу зашел, – пояснил Рузметов. – Советую поговорить насчет типографии с командиром отделения Багровым.