– Как я вам благодарна! – проговорила она.
– Стоит ли об этом говорить? Это мой долг, Божена. Отец через неделю вернется совершенно здоровым.
– Можно мне его проводить?
– Конечно.
Нерич и Антонин посадили Лукаша на заднее сиденье, и Божена с мольбой в голосе попросила Антонина:
– Антонин, дорогой, поедем с нами!
– Я готов, – скромно ответил юноша и мельком посмотрел на Нерича.
– Прошу, места всем хватит, – пригласил Милаш.
Но в душе у него шевельнулось недовольство: этот юноша, скромный и решительный, казался ему опасным; несомненно, он имеет влияние на Божену. Девушка села рядом с отцом, поддерживая его за плечи. Антонин устроился возле Нерича.
Молчание нарушил Антонин. Он возмущенно сказал, что над стадионом, где проходил сокольский слет, барражировали истребители. На этом слете участвовала и делегация Югославии – земляки Нерича.
– Тяжелые времена наступают для славян, – тихо отозвался Лукаш.
Нерич прервал его:
– Вы не пересиливайте себя. Поправитесь – тогда поговорим.
Лукаш замолчал.
Но Антонину такого совета Нерич подать не мог, и юноша говорил без умолку. На чем свет стоит он клял Гитлера, Гейнлейна, досталось от него Бенешу, Годже, Берану, Прейсу. Нелестно отозвался Антонин об англичанах и французах, назвал двурушником лорда Ренсимена. Свои симпатии юноша отдавал Советскому Союзу. Тут же выяснилось, что год назад в составе рабочей делегации он был в СССР.
Нерич искоса поглядывал на Антонина. С каждым словом юноши Нерич настораживался все больше. Не нравилось энергичное лицо Антонина и не нравилась смелость его слов, его горячность, задор, самоуверенность.
«Этот на все пойдет», – отметил Нерич про себя. И спросил Антонина в упор:
– Вы коммунист?
Юноша отрицательно качнул головой.
– К сожалению, пока беспартийный. Вы почему спрашиваете?
Ответа не последовало. Машина остановилась около больницы. Нерич вылез из-за руля.
– Прошу минутку подождать меня, – сказал он.
Уже рассвело. Улицы города оживлялись. Появились женщины с базарными сумками и корзинками.
Вскоре Нерич вернулся в сопровождении двух санитарок. Лукаша положили на носилки. Антонин на прощанье пожал ему руку, Божена поцеловала отца в лоб.
– Поправляйся!
– А ты береги себя, – сказал Лукаш, и глаза его потеплели.